Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 5

— Я прекрасно вижу, что ты просто не желаешь со мной соглашаться, несмотря на то, что я отнюдь не корень всех наших проблем.

Лоуренс нахмурил брови, пытаясь понять, какой еще фокус она затевает. Хоро заметила это и хихикнула. Затем продолжила:

— Это потому что ты всегда действуешь с оглядкой на меня — потому тебе и кажется все время, что это я тебя тяну то туда, то сюда.

Лоуренс ощутил, как у него дернулась бровь.

Она была права.

Но признать это означало признать, что волчица его превзошла.

Иными словами –

— Хех. Упрямый, как всегда, — сказала Хоро; ее голос колол не хуже сыплющейся с небес ледяной крошки.

Улыбка ее была чистой, и ненадежной, и холодной — словно волчица готова была уйти навсегда.

Он должен был ее поймать.

Вопреки рассудку от этой улыбки Хоро ему хотелось кричать в голос.

И в следующее мгновение ее хрупкое тело оказалось бы в его объятиях.

Это казалось самым естественным, что только может быть на свете.

— Ммпф.

Желание одолевало его не дольше, чем четыре шага лошади, влекущей повозку.

Сохранив самообладание, Лоуренс направил повозку в очередь, ожидающую досмотра перед въездом в город.

Причина его сдержанности была проста.

Вокруг них толпилось множество людей.

Встречаясь на пересечении торговых путей, бродячие торговцы обожали сплетничать, даже о себе подобных. Если Лоуренс будет открыто заигрывать со своей спутницей, слухи разнесутся, в этом сомнений не было.

Хоро со скучающим видом огляделась.

Определенно ей было скучно.

Некогда Лоуренс считал, что все женские улыбки одинаковы; теперь, однако, он мог различать малейшие оттенки чувств на лице Хоро. Сейчас, помимо скуки, присутствовала еще толика беспокойства.

Увидев это, Лоуренс вдруг кое-что осознал. Все его действия были вызваны двумя основными побуждениями.

Во-первых, Хоро.

Во-вторых, торговля и прибыль.

Хоро боялась одиночества еще сильнее, чем Лоуренс. Неудивительно, что иногда ее пугало, что она и торговля находятся на разных чашах лоуренсовых весов. В конце концов, лишь богам ведомо, в какую сторону качнутся эти весы — или насколько шатким будет равновесие.

И конец их странствия был не так уж далек.

Не решит ли она влезть в новые неприятности как раз тогда, когда Лоуренс наденет на себя личину торговца, — просто чтобы проверить, какой путь он изберет и что для него важнее, она или кошель?

Впрочем, едва ли она настолько мелочна, чтобы о подобном стоило беспокоиться.

Повозка медленно продвигалась вперед вместе с очередью; клуб белого тумана вырвался из-под капюшона Хоро, когда она раздраженно взглянула на Лоуренса.

— Горяченького бы сейчас, — сказала она.

Несомненно, она имела в виду ужин. И явно ждала от него согласия.

— О да, после такого холода. Зависит от цены, конечно, но я бы взял рагу с хорошим таким, густым мучным соусом.

— Да, да! Сладкий молочный запах… иногда он лучше, чем запах хорошего вина.

При виде того, как Хоро восторженно кивает, спрятав пол-лица в лисий шарф, Лоуренс мгновенно забыл все ее раздраженное бурчание последних нескольких дней.

Хорошо иногда заказать какое-нибудь блюдо, где много разных вкусных вещей.

— Рагу из сезонных овощей было бы особенно неплохо, — продолжил Лоуренс.

— Из овощей? Неужели тебя не привлекает запах тушеного мяса, которое плавает в сливочном соусе?

Несмотря на то, что Хоро провела несколько столетий в пшеничных полях, ее вкусы были аристократичнее, чем у любого аристократа.

Уже перед самой стеной Реноза Лоуренс предпринял последнюю контратаку. Он жалел, что дал слабину прежде.

— Говорят, изысканная пища вредна для глаз и для языка.

— О? А как ты думаешь, насколько вредно для моего сердца было провести столько столетий, вообще ничего вкусного не пробуя? — и Хоро кинула на него пронзительный, сердитый взгляд.

Она была непреклонна, янтарные с красным отливом глаза сверкали, как два драгоценных камня.

Перед этими драгоценными камнями оставалось лишь упасть на колени.

Лоуренс, однако, был торговцем, не какой-нибудь аристократкой, помешанной на драгоценностях. Если цена не устраивала, сказать можно было лишь одно, даже стоя перед прекраснейшим из брильянтов.

— Только после того, как я посоветуюсь со своим кошелем.

Хоро отвернулась, как упрямый ребенок.

Лоуренс знал, что, скорее всего, в итоге на ужин у них будет мясное рагу. И Хоро явно была уверена в том же.

И все-таки они притворялись, что спорят.

Лоуренс шевельнул вожжами и направил повозку вперед.

Когда они въезжали на досмотровую площадку, Лоуренс поднял глаза на каменную стену, поросшую мхом под долгими дождями.

Тут же он вновь опустил голову; но вовсе не для того, чтобы попытаться скрыть что-то из товаров от пошлины. Нет, он хотел всего лишь спрятать в бороде улыбку.

Видимо, холодный зимний дождь был виной малолюдности улиц города.

Те немногие, что все-таки оставались снаружи, — в основном это были дети; они носились туда-сюда, прижав руки к груди и оставляя позади себя облачка белого дыхания, — несомненно, по поручениям городских лавочников и ремесленников. Некие призрачные фигуры, закутанные в тряпье, судя по всему, выполняли ту же работу.

Ларьки, обращенные к улице, были безлюдны; легкий туман собирался на краях крыш и стекал с них. Нищие собирались под крышами ларьков, пользуясь отсутствием торговцев, которые бы их прогнали. Типичная картина дождливого дня.

Но палаточный городок, выстроившийся вне города у самых ворот, и его обитатели, готовящие себе там еду, давали понять, что что-то происходит.

Лоуренс держал в руке деревянную пластинку, полученную во время досмотра (пластинка удостоверяла, что ее владелец — иностранный торговец), и вполуха слушал недовольное брюзжание Хоро.

— Не сказать чтобы я считала это чудом мироздания, но разве это не что-то недостижимое, разве это не достоинство? Как ты считаешь?

— Да, конечно.

— Если мы сравним что-то, что лишь чуть-чуть недотягивает до абсолютной грандиозности, и что-то, что, несмотря на скромное происхождение, достигает все же величия, — последнее заслуживает большего уважения, ты согласен?

— …Ты права.

Должно быть, всему виной усталость от долгого путешествия. Гнев Хоро был не похож на ее обычную пылающую ярость. Свое недовольство она выражала тихим, непрерывным брюзжанием.

Лоуренс мысленно обругал болтливого стража, чьи слова навлекли на него все это; но тут же он осознал, что если и дальше будет отвечать Хоро односложными репликами, ее гнев обратится уже на него самого.

— В общем, да; если выбор стоит между аристократом, у которого нет ни славы, ни обаяния, ни денег — ничего, кроме знатного происхождения, и умным простолюдином, который своим умом достиг славы и богатства, — конечно же, я буду уважать второго, — согласился Лоуренс.