Владимир Прибытков - Потерянный экипаж

— Адь некюнк, керюнк нейз! [8] Дай-ка взглянуть еще!

Бунцев с готовностью положил руку на ладонь старика. Тот оценил эту готовность, кивнул, перевел взгляд с бунцев-ских мозолей на широкое, небритое лицо капитана и, похоже, стал что-то понимать.

— Параст вадь? [9] Крестьянин? — спросил старик. — Э?

Он взял воображаемые вожжи, причмокнул губами, взмахнул воображаемым кнутом, потом указал на землю. — Параст вадь, э? Крестьянин, э?

Капитан понял, о чем спрашивает старик.

— Точно, отец! — обрадованно закивал и он. — Точно! — И изобразил, что налегает на плуг.

Он считал себя вправе немного прилгнуть. Разве бесчисленные предки капитана не были простыми крестьянами и разве не имел он прав на это великое родство?

Старик, похоже, повеселел.

— Де э? [10] А она? — показал он на радистку.

— Невеста, — сказал Бунцев. — Медсестра и моя невеста. Со мной идет. Придем домой — и поженимся.

Улыбаясь, он обнял Кротову за плечи и притянул к себе. Пастух глядел недоверчиво. Поскреб нос. Отрицательно покачал головой.

— Ми дейльбол хозудод? Э нет пар некед [11] Нет. Зачем лжешь? Она тебе не пара. .

Кротова густо покраснела, уловив смысл произнесенных стариком слов, и попыталась отстраниться от Бунцева. Старик улыбался насмешливо. Но Бунцев не отпускал радистку.

— Невеста, — твердо сказал он. — И все, отец. А насмешек я не люблю.

Сурово сведенные брови пилота заставили старика смешаться. Он опустил складчатые, коричневые, как у ящерицы, веки, легонько вздохнул, неприметно пожал плечами: ваше, мол, дело, только жаль мне тебя, парень…

Кротова высвободилась, наконец, и, алая от смущения, натягивала шлем.

— Брось, слышь? — сказал ей Бунцев. — Плюнь на этого старого хрена… Не верит, и ладно… Нам-то что?

Мальчишка, сидевший до сих пор безмолвно, отрывисто засмеялся, что-то сказал. Старик цыкнул на огольца, тот присмирел.

— Спросите, товарищ капитан, откуда они, — проговорила Кротова, не глядя на Бунцева. — Большая ли деревня? Есть ли немцы?

— Сейчас, — ответил Бунцев. — Погоди. Может, я табачком разживусь?

Табачок у пастуха нашелся, нашлась и затертая газетка. Они с Бунцевым скрутили по цигарке, закурили.

— Ух, хорошо! — сказал Бунцев, глубоко затягиваясь и выпуская струю дыма. — Ух! Свой, что ли? Сам, говорю, сажал, отец?

Как это ни странно, венгр понял вопрос и покивал со скромной гордостью мастера, польщенного вниманием знатока.

— Хорошо! — еще раз похвалил Бунцев. — Ох…

И поперхнулся: мальчишка внезапно вскочил, бросился прочь от сидящих.

Кротова закусила губу, ее узкие глаза сузились еще больше. Она побледнела. Крылья побелевшего острого носика раздулись.

Старик испуганно вскинул голову.

— Лайош! — закричал он надтреснутым голосом.

— Баранек! — не оборачиваясь, прокричал мальчишка. — Марш иннен, рондак, марш! [12] Овцы!.. Геть, поганые, геть!

Собачонка, прикорнувшая возле пастуха, уже мчалась следом за парнишкой.

Она обогнала мальчика и первая набросилась на животных, трусивших в поле.

Овцы шарахнулись обратно.

Мальчишка, размахивая палкой, бранил их.

Бунцев передохнул, покосился на радистку. Та быстро отдернула руку от пояса.

Старик не заметил ее жеста.

— Дьере висса! [13] Вернись! — позвал он мальчика.

— Медьек! [14] Иду!

— Ладно, ничего, — сказал Бунцев, сильно затягиваясь. — Ничего. Ладно.

«Неужели она могла бы?..» — подумал он. Ему не хотелось смотреть в сторону радистки.

— Вот чертенок! — сказала Кротова с облегчением, и капитан ощутил, что она растерянно улыбается. — Убежал бы, и все.

«Нет, не стала бы! — обрадовался Бунцев. — Не стала бы…»

Собачонка продолжала носиться, тявкая на самых строптивых овец. Те недовольно блеяли.

— Шустрая! Помощница! — сказал Бунцев, указывая на пса.

Старик понял, что незнакомец хвалит собаку, и кивнул.

— Где дорога на Будапешт? — спросила Кротова. — Дорога. Понимаешь?

Двумя пальцами она изобразила шагающие ноги.

— Будапешт! Будапешт! — настойчиво повторила она.

— Будапешт? — старик перевел взгляд с радистки на Бунцева и, когда тот наклонил голову, опять повернулся к радистке: — Это туда… — Он махнул рукой на юго-запад, за лесок.

Подошел мальчик. Видя, что взрослые мирно беседуют, он осмелел, с любопытством рассматривал чужаков. Протянул руку к кобуре Кротовой:

— Дай!

— Ишь, цыганенок! — засмеялся Бунцев.

Кротова хлопнула мальчишку по руке, погрозила пальцем, сняла шлем и подала подпаску:

— Примерь!

Мальчишка взял шлем, скинул шапчонку, открыв буйные, туго завитые и давно не чесанные кудри, натянул обнову, утонув в ней.

Смех взрослых его не смутил. Сдвинув шлем на затылок, мальчишка показал радистке острый красный язык, подпрыгнул, прищелкнул скошенными каблуками латаных ботинок и закружился, танцуя и дурачась.

— Веселый народ! — сказал Бунцев. — Гляди, как выкомаривает!

Старик погасил цигарку, кряхтя, стал подниматься.

— Отпускать их нельзя! — тотчас напомнила Кротова.

Бунцев встал, положил руку на худое плечо пастуха.

— Нет, нет! Не уходи!

Старик указал на небо, на деревню, видневшуюся на горизонте, на овец.

— Не отпускайте! — повторила радистка.

Она тоже поднялась, поймала мальчишку, потормошила, отняла шлем, нахлобучила ему старую шапку.

Мальчишка вопросительно посмотрел на пастуха.

— Медюнк, бачикам? [15] Идем, дед? — спросил он.

— Нельзя в деревню, — сказал Бунцев старику. — Ну, никак нельзя! Не могу я тебя отпустить. Погоди!

Пастух опять нахмурился.

Опять показал на овец.

— Нет, — затряс головой Бунцев. — Вот вечер наступит — идите. А сейчас нельзя!

Он сложил ладони, подложил под щеку, закрыл глаза, изображая спящего человека, потом показав на себя и на Кротову, махнул в сторону леса, а ткнув пальцем в грудь старику, махнул в сторону деревни.

Старик недовольно покачал головой, стал объяснять что-то.

— Ну, нельзя, нельзя! — сказал Бунцев. — Пойми, нельзя!

Пастух сморщился, насупился, плюнул и снова уселся на землю.

— Чудак человек! — сказал Бунцев. — Чего сердишься? Ну, нельзя! Болтнешь чего-нибудь или малец твой проболтается — конец же нам! А с тобой ничего не случится.

— Много у тебя овец? — спросила Кротова.

Старик не ответил.

Кротова обратилась с тем же вопросом к мальчишке.

Тот лишь язык высунул.

— Обиделись, — сказал Бунцев. — Вот беда, ей-богу!

— Мне нужны овцы! — сказала старику Кротова. — Слышишь? Нужны овцы!

— На кой черт? — удивился Бунцев.

— Обождите, товарищ капитан…

Она жестами принялась допытываться у старика, чьих он пасет овец, нет ли у него своих и не может ли он продать им десяток барашков?