Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1

— Сударь, один Бог обладает способностью творения.

— Однако же, не будучи Богом, я иногда кое-что создавал, — вступил в разговор г-н дю Вернэ. — Впрочем, времена сильно переменились.

— Конечно, всё намного усложнилось, — согласился я, — но, несмотря на трудности, у меня в голове есть одно дело, которое может дать королю сто миллионов.

— А во сколько это обойдётся ему?

— Только лишь расходы на взимание.

— Значит, сии деньги должна доставить вся нация?

— Да, но вполне добровольно.

— Я знаю, о чём вы думаете.

— Сие весьма удивительно, сударь, ибо я никому не сообщал о своих соображениях.

— Ежели вы свободны, сделайте мне честь отобедать завтра у меня. Я покажу вам ваш проект, который почитаю превосходным, но, по моему мнению, ему противостоят непреодолимые трудности. Однако же мы поговорим о нём. Вы будете?

— Почту для себя за честь.

— Очень хорошо, я жду вас в Плэзансе.

Когда собеседник мой откланялся, г-н де Булонь принялся восхвалять таланты и порядочность сего старца. Он был братом г-на де Монмартеля, коего молва выдавала за отца маркизы де Помпадур, ибо он состоял любовником мадам Пуассон одновременно с г-ном Ле Норманом.

Выйдя от генерального контролёра, я пошёл прогуляться в Тюильри и размышлял о том капризе фортуны, каковой выпал на мою долю. Мне говорят, что надобно двадцать миллионов; я похваляюсь способностью доставить сто, не имея ни малейшего представления, как это сделать; некая знаменитость, изощрённая в подобного рода делах, приглашает меня к обеду, обещая доказать, что проект мой ему известен! Все это выглядело, как неуместная шутка, но именно вследствие сего соответствовало моей манере действовать. Если он намеревается выведать мой секрет, посмотрим, кто кого перехитрит. Коль скоро проект будет изложен, я смогу выбирать по вдохновению минуты — согласиться или сказать, что он ошибся. Если суть дела окажется доступной моему пониманию, возможно, я сумею добавить кое-что от себя; в противном случае можно укрыться за многозначительным молчанием, каковое иногда оказывает своё действие. Во всяком случае, не будем отвергать милости фортуны.

Аббат де Берни рекомендовал меня г-ну де Булоню как финансиста с единственной целью, чтобы я был им принят. Но мне недоставало употребления тех слов, кои надобны для рассуждения по этой части, ибо многие, не зная ничего, кроме общепринятых выражений, превосходно устраиваются. Но что поделаешь, надобно показывать хорошую мину при плохой игре. На следующий день я взял наёмный экипаж и в грустной задумчивости велел везти меня в Плэзанс, к г-ну дю Вернэ. Плэзанс находится несколько далее Венсенского леса.

И вот я у дверей сего знаменитого человека, который сорок лет назад не дал Франции погибнуть в пропасти, уготованной для неё системой Лоу. Взойдя, увидел я его сидящим перед большим камином в обществе семи или восьми персон, коим он рекомендовал меня в качестве друга министра иностранных дел и генерального контролёра. Затем я был представлен каждому из сих господ и приметил, что среди них четверо интендантов финансового ведомства. Я поклонился каждому и предал себя покровительству Гарпократа, стараясь изобразить рассеянность, а на самом деле весь уйдя в глаза и уши.

Беседа, однако же, не составляла ничего примечательного. Сначала говорили о покрывшем тогда Сену льде на целый фут толщиной, потом о кончине г-на де Фонтенеля и про Дамьена, который не желал ни в чём признаваться. Было замечено, что сей процесс обойдётся королю в пять миллионов. Наконец, перешли на войну, и все восхваляли маршала Субиза, который недавно получил место главнокомандующего. От сего вполне естественно речь зашла о военных расходах и потребных для того средствах.

Я слушал и тяготился, так как все их рассуждения были напичканы нарочитыми выражениями, делавшими для меня невозможным услеживать за общей мыслью. И ежели молчание может придавать значительности, то полуторачасовое моё постоянство в этом отношении должно было сделать меня в глазах сих господ весьма значительной фигурой Наконец, когда зевота начала брать надо мною решительный верх, объявили, что обед подан, и следующие полтора часа я уже открывал рот, но лишь для того, чтобы отдать должное превосходным кушаньям. Когда подали десерт, г-н дю Вернэ пригласил меня в соседнюю комнату, а все другие оставались за столом. Мы прошли через зал, где к нам присоединился добропорядочного вида человек, которого г-н дю Вернэ представил мне под именем Кальсабиги. В кабинете хозяина нас уже ждали двое интендантов финансов. Г-н дю Вернэ с ласковою улыбкой подал мне тетрадь ин-фолио и сказал:

— Вот вам проект, господин Казанова. На титульном листе значилось: “Лотерея на девяносто выигрышей, определяемых один раз каждый месяц”. Я возвратил ему тетрадь и с величайшей уверенностью ответил:

— Сударь, должен признаться, что это и в самом деле мой проект.

— Но вас опередили, составитель его господин Кальсабиги, здесь присутствующий.

— Мне чрезвычайно приятно, что наши суждения совпадают. Осмелюсь только спросить, по какой именно причине вы отклонили сей проект?

— Противу него есть возражения, и довольно основательные, на которые отвечают весьма туманно.

— Со своей стороны, — холодно возразил я, — вижу только одну причину, а именно — король не пожелает дозволить своим подданным играть.

— Сию причину, как вы понимаете, можно не брать в соображение. Король позволит забавляться лотереей всякому, сколько ему угодно. Но будут ли играть?

— Мне удивительно, как можно в этом сомневаться, если, конечно, выигравшие будут уверены, что получат своё.

— Предположим, они станут играть, но где взять средства?

— Нет ничего проще, сударь. Королевская казна, указ Совета. Нужно только, чтобы нация поверила в способность короля выплатить сто миллионов.

— Сто миллионов!

— Да, сударь. Надобно поразить воображение.

— Но чтобы Франция поверила в это, следует предположить, что король действительно может проиграть их. А возможно ли сие?

— Безусловно. Но так может случиться лишь после того, как будет получено не менее ста пятидесяти миллионов, и, следственно, не возникнет никаких существенных затруднений. Зная силу политического исчисления, вы должны признать это.

— Сударь, это не только моё мнение. Согласитесь, что при первом розыгрыше король может потерять непомерную сумму.

— Возможно. Однако между причиной и действием, между возможным и сущим лежит бесконечность. Смею уверить вас, что для полного успеха лотереи королю надобно при первом розыгрыше потерять крупную сумму.

— Что вы, сударь! Это было бы величайшим несчастьем.

— К таковому несчастью следует стремиться. Моральные побуждения суть лишь вероятности. Как вам известно, сударь, все страховые конторы процветают. Я готов доказать перед любыми математиками Европы, что, если не вмешается Всевышний, королю никак невозможно не выиграть в этой лотерее один к пяти. В этом весь секрет. Согласитесь, разум обязан признавать математические доказательства.