Фернандо Гамбоа - Черный Город

И только тут я почувствовал, что изнутри этого «кокона» исходит такой неприятный запах, как будто его крышку не открывали не одну сотню лет, что, впрочем, было вполне естественно. Стараясь не обращать внимания на запах плесени и чего-то такого, что гнило уже много-много лет, мы с Кассандрой слегка отпрянули и, продолжая всматриваться, начали мало-помалу различать в темноте то, что находилось в этом странном хранилище.

Когда я разглядел остатки чего-то такого, что когда-то, по-видимому, представляло собой материю, огибающую что-то похожее на человеческое тело, а также две скрещенные на груди конечности, я понял, что передо мной находится.

— Да это же саркофаг! — восторженно воскликнула Касси возле самого моего уха. — В нем лежит мумия!

Она, как и почти всегда, на пару секунд раньше меня говорила то, о чем в этот момент думал и уже собирался сказать я.

— Черт побери, это невероятно! — продолжала она, поддавшись своему энтузиазму ученого-археолога. — По эту сторону Анд еще никто никогда не находил мумий! Эта находка — уникальная!..

Я, слушая восторженные возгласы охваченной научным рвением Кассандры, покосился на трех других ученых, которые увидели этот саркофаг и эту мумию раньше нас. Они, к моему удивлению, почему-то, похоже, не разделяли радости мексиканки: выражение их лиц было таким же выжидательным, как и несколько мгновений назад.

— Минуточку… — сказал я, недоверчиво поглядывая на этих троих. — Здесь происходит что-то странное.

— Еще более странное, чем вот это? — спросила Касси, показывая на саркофаг с едва ли не обиженным видом. — Это — великое открытие, благодаря которому мы узнаем о «древних людях» очень и очень много! Мы узнаем об их культуре, об их обычаях и даже о…

— Посмотри на их лица, — перебил мексиканку я, показывая ей на профессора, на его дочь и аргентинца. — Они все похожи на кота, который слопал канарейку.

Повернувшись к ним, я сказал:

— Здесь, наверное, есть что-то такое, чего с первого взгляда и не заметишь.

Губы профессора слегка растянулись в напряженной улыбке.

— Тогда почему бы вам не взглянуть еще раз, но уже повнимательнее?

Мы — уже втроем, вместе с робко подошедшей к нам Анжеликой, — сдвинули крышку еще больше в сторону, чтобы можно было смотреть всем одновременно, и снова заглянули внутрь саркофага.

Я увидел то же самое, что и раньше, но на этот раз — благодаря трем фонарикам — уже при лучшем освещении. Чтобы не упустить какой-нибудь детали, я решил мысленно перечислять самому себе все то, что я вижу, как если бы я проверял, прежде чем погрузиться в воду, наличие всех элементов снаряжения аквалангиста. Итак, передо мной были полусгнившие повязки на голове, маленькое туловище со скрещенными на груди руками, с которых по какой-то причине слетели повязки, а потому теперь были видны голые желтоватые кости предплечий и ладоней; внутренняя часть саркофага, в которой не…

— Porras! [74] Черт побери ( португ .). — ругнулась Анжелика по-португальски, отскакивая от саркофага так, как будто ее шандарахнуло электрическим током.

Мы с Кассандрой ошеломленно уставились на бразильянку, продолжавшую, пятясь, удаляться от саркофага, а затем на профессора, Валерию и Клаудио, смотревших на действия Анжелики так, как будто они увидели именно то, что и ожидали увидеть. Затем мы с Касси снова одновременно заглянули в саркофаг, но и на этот раз, кроме мумии, я не увидел в нем ничего такого, что могло бы…

— Боже мой! — неожиданно воскликнула Кассандра. — Этого не может быть!

— Чего не может быть? — поинтересовался я, едва ли не засовывая голову внутрь саркофага. — Что ты там увидела?

— А ты сам не видишь? — сердито пробормотала мексиканка, отпрянув в сторону. — Ты что, слепой?

— Нет, я не слепой! Но у меня откроется язва, если ты мне, черт возьми, не скажешь, что…

И тут я запнулся, потому что и сам все увидел.

Я не мог увидеть это раньше по той простой причине, что мне никогда не пришло бы в голову обращать внимание на эту деталь, кроме того случая, когда обращать внимание больше уже не на что.

Там, где заканчивались локтевые и лучевые кости, на которых уже давным-давно полностью истлели повязки, на груди лежали — тоже без повязок и почему-то все вместе, хотя их уже не связывали друг с другом ни мускулы, ни сухожилия, — пястные кости, от которых отходили фаланги, бывшие когда-то пальцами.

На первый взгляд, все казалось вполне обычным.

Лишь только со второго взгляда я заметил, что во всем этом есть нечто странное.

Причем странность эта заключалась не в том, что имелось что-то лишнее.

Как раз наоборот, странность заключалась в том, что кое-чего не хватало.

Не хватало пальцев.

Если быть более точным, то их в общей сложности не хватало аж четырех.

На обеих руках виднелось по три вереницы длинных и тонких фаланг, и это означало, что, когда этот человек был живым, у него имелось на обеих руках только по три пальца.

Я — видимо, в силу своей невежественности — отреагировал на данный факт отнюдь не так бурно, как Анжелика и Кассандра. Я всего лишь слегка удивился, а мой мозг тут же попытался дать увиденному мною самое что ни на есть простое объяснение.

— Ему что, отрезали на каждой руке по два пальца? — спросил я, поднимая взгляд.

— Ты полагаешь, что именно поэтому у него на руках только по три пальца? — произнес профессор и недоуменно покачал головой.

— Мне кажется, что это самое разумное из всех возможных объяснений.

— Оно неправильное, — заявила мне Валерия.

— Неправильное? — спросил я, выгибая одну бровь дугой. — Почему?

Валерия скрестила руки на груди, тем самым показывая, что ей в тягость давать объяснения по поводу того, что является очевидным.

— Все очень просто, — сказала она, выдержав паузу. — Никто ему пальцы не отрезал. Если посмотришь повнимательнее, ты увидишь, что из запястья выходят три пястные кости, которые затем переходят в фаланги пальцев. Получается, что этот человек не только умер, но и родился с тремя пальцами…

— Может, он был уродом? — предположил я, перебивая Валерию.

— Мы заглянули и в остальные четыре саркофага, — поспешно сказал профессор. — У четырех мумий, которые в них находятся, тоже по три пальца. Так что уродство тут ни при чем.

— …кроме того, — продолжала Валерия с таким видом, как будто ее никто не перебивал, — мы заметили, что большие пальцы и мизинцы — необычайно длинные. Они почти такие же длинные, как средний палец. Такого не встречается не только у людей, но и вообще у приматов.

Профессор и его дочь, похоже, восприняли этот нюанс очень серьезно, чего нельзя было сказать обо мне. После того как мне пришлось столкнуться с морсего, существами с огромными клыками, вытянутыми черепами и острыми как нож когтями, человек с тремя пальцами — да пусть хоть с двумя головами! — казался мне всего лишь небольшой шуткой природы, которая представляла интерес только для антропологов и администраторов бродячих цирков.