Михаил Бондарев - ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ

— Горе мне с вами, Прохоров,— говорит мич­ман Ситников.— О чем вы только раздумываете на занятиях? Опять материал не усвоили. Так из вас никогда радиометрист не получится.

— Виноват. Все выучу.

— Выучу, выучу! Рассеянность только акаде­микам позволительна. А матрос всегда должен быть начеку.

Мичман любит наставлять. Делает он это об­стоятельно, приводя в пример разные поучитель­ные случаи из своей многолетней службы. Про­тиворечие заключается в том, что сигнальщик Прохоров по-настоящему мечтает стать радио­метристом. Он завидует матросу Терюшину, стар­шине второй статьи Печникову и всем, кто там, внизу, часами сосредоточенно следит за экраном локатора.

— Эх ты, анахронизм! — подсмеивается Терюшин.— Ну что ты увидишь в свои окуляры, хоть целый день стой на ветру! А я глянул на экран — и пожалуйста: море — как на ладони. Одним словом, техника.

У Терюшина цепкие глаза, ехидная улыбочка на тонких губах. Он мал ростом и сухощав. Но Иван ему завидует. Завидует его подвижности, юмору, умению говорить складно и интересно. С Терюшиным они большие друзья, несмотря на разницу в характерах. Да и вообще на посту все живут дружно. Иначе здесь и нельзя. Суровая природа и чувство ответственности за вверенное дело сплотили людей, научили их ценить товари­щество.

Иван заметил, как в правом секторе появилась едва различимая темная точка.

— Вижу цель! — передал он в радиорубку. Прохоров знал, что все его данные радист сразу же сообщит на «большую землю». Чем дольше всматривался он в темную точку, тем больше росло в нем волнение, Неизвестное судно!.. Да, да, ошибки быть не может... Теперь его видно даже простым глазом. Почему оно появилось в этих водах? Ведь не так уж часто появляются здесь суда, да еще в такое время года!'..

И воображение сразу же нарисовало целую картину; шхуна под чужим флагом, «случайно» забредшая к советским берегам, подозрительные «рыбаки», под брезентовыми куртками которых угадывается военная выправка...

Однако вскоре выяснилось, что появившаяся на горизонте точка — не что иное, как наше ки­тобойное судно. Прохоров вздохнул: увы, долж­но быть, век необычайных приключений давно миновал — все буднично и однообразно. Да и что делать шхунам под иностранным флагом в этих холодных пустынных просторах?

— Цель, да не та,— пошутил Терюшин, когда Иван сменился с вахты.— Вот и я говорю — ана­хронизм!

— А вы не смейтесь, товарищ матрос,— сер­дито сказал мичман.— Прохоров отлично нес вахту. Затем и поставлены здесь. А в вашем за­ведовании беспорядок.

Терюшин сразу же прикусил язык. Иван усмехнулся, вышел из домика и по каменным ступеням спустился к морю. Наблюдательный пост был расположен в небольшой бухте, зажа­той с трех сторон горами. Эти остроконечные безжизненные горы сливались в сплошную за­снеженную гряду.

Прохоров намеревался пройти в восточный ко­нец бухты, где совсем недавно обнаружил остов какого-то судна, разбившегося, быть может, еще в старину на камнях. И вообще восточный конец бухты его привлекал все время. Здесь попада­лись вынесенные прибоем на берег части разби­тых лодок, деревянные и железные бочки, бутыл­ки, металлические предметы с погибших кораб­лей. Особенно тщательно Иван осматривал бу­тылки: в них могли оказаться записки, содержа­щие интересные сведения.

Небо над головой было словно эмалевое. Шур­шала галька под ногами. Иван брел неторопли­во, погруженный в свои размышления. Но не­ожиданно он остановился, прислушался, поднял голову.

— Яра, pа-pа, ра-ра!

Только теперь он заметил собачью упряжку высоко в горах. Склон был очень крутой, но нар­та неслась, не сбавляя хода. Голос каюра, при­глушенный расстоянием, был не громче комари­ного писка.

«Да на такой скорости шею можно свернуть, а он еще подгоняет собак. Кто бы это мог быть?»

Заинтересованный, Иван не спускал - глаз с нарты. Теперь уже можно было различить даже остол в руках каюра — длинную палку с окован­ным концом. Сердце Прохорова дрогнуло: «Рультынэ!».

Он повернул обратно и, задыхаясь, побежал по каменным ступеням наверх. Ему хотелось встре­тить девушку первым. Но он опоздал. Нарта остановилась у домика. Свободные от вахты мат­росы окружили Рультынэ. Вышел даже мичман Ситников. По бледному, взволнованному лицу девушки он сразу же определил, что в тундре что-то случилось. Прижав кулаки к груди, Руль­тынэ почти выкрикнула:

— Там в Тэмгэна стреляют! Недобрые люди.. Чимнэ...

Мичман нахмурился, задумался на минуту, по­том сказал спокойно:

— Все понятно. Старшина второй статьи Печ­ников! Берите Прохорова, Терюшина, Стругалова. На лыжи — и за упряжкой! Торопитесь...

Только на мгновение встретились взгляды Прохорова и Рультынэ. И хотя сейчас она была сильно озабочена, все же в ее глазах он подме­тил теплый, приветливый огонек и счастливо улыбнулся:

— Не тревожься, Рультынэ. Все будет хоро­шо...

Как всякий человек с большим весом и влия­нием, генерал Скелтон был склонен к деспотич­ности. Угадывалось что-то жесткое и непреклон­ное в его большом рте с отвисшей верхней губой, в холодном мерцании маленьких голубоватых глаз, придающих лицу высокомерное выражение. Скелтон являлся представителем главного штаба, бессменным инспектором, и его боялись больше, чем грома небесного. Это был настоящий «босс», суровый, карающий, лишенный милосердия и со­страдания. С подвластными ему людьми он раз­говаривал главным образом афоризмами, непре­рекаемыми истинами. В этом был его стиль.

— Тот, кто владеет Севером, владеет всем ми­ром,— изрекал он.— Мы всегда должны помнить эти слова покойного генерала авиации Митчелла и руководствоваться ими.

— Здесь, на Севере и Востоке, будущее при­надлежит авиации.— Это был второй излюблен­ный афоризм генерала Скелтона.

И в самом деле походило на то. За несколько лет тихие деревушки индейцев в бухте Якутат и на других участках побережья превратились в крупные базы американской авиации. «Полярная стратегия» требовала создания таких баз, а Скелтон был одним из главных идеологов этой стра­тегии, ее вдохновителем. Канада и Аляска, Арк­тика и Субарктика, Гренландия и Исландия, Скандинавия, северные воды и горы были вклю­чены в зону его пристального внимания. А за ге­нералом Скелтоном стояли главный штаб, воен­щина, правящие круги, которые усиленно стре­мились превратить свои, и тем более чужие, се­верные районы в военный плацдарм против Со­ветского Союза.

Штаб посылал многочисленные экспедиции, которые изучали условия ведения войны в Арк­тике, проводили снегомерные съемки. И хотя по­добными экспедициями официально руководил Арктический институт Северной Америки, его нью-йоркский филиал, главной задачей их явля­лась не столько научная, сколько стратегиче­ская разведка. Главным консультантом этих экс­педиций являлся всё тот же генерал Скелтон. Его доклад «Барабаны бьют в Арктике», прочитан­ный в Американском географическом обществе, вызвал фурор.