Михаил Трофимов - Библиотечка журнала «Советская милиция» 1(25), 1984

«Что же предпринять?» — думал Гвоздев, направляясь в дежурную часть, где его ждала неприятность. Огорченный дежурный возвратил ему неизрасходованный рубль и сообщил, что Виктор Сорока, попросив разрешения сходить в туалет, ушел и не возвратился.

КАК и предполагал Гвоздев, сбежавший Сорока тут же направился к своим дружкам. Однако следователь все же успел опередить его. Позвонив в Липкино и сообщив местным сотрудникам милиции обстановку, он с облегчением услышал в ответ, что парни с кличками Обалдуй и Еж здесь хорошо известны. За их квартирами установили наблюдение. В этот же вечер были задержаны Василий Рябов — Обалдуй и пришедший к нему Сорока.

Упирался Рябов недолго. Уже наутро он рассказал, что украденные продукты они с Ежом продали человеку, которого знали по прозвищу Дубило.

Выдавать этого Дубилу Рябов явно не хотел. Он довольно подробно объяснил, как они проникали в магазин, как вытаскивали продукты, показал, куда отнесли украденное. Но совершенно не мог обрисовать Дубилу, говоря, что видел его только ночью и не запомнил. Дубило отдал ему семьдесят пять рублей и сказал, чтоб ближе чем за три версты они подходить к тому месту, где сложили продукты, и не думали. Все же примерно через час Рябов пошел посмотреть, что произойдет дальше. Но тайник был пуст.

Розыском Дубилы занимались липкинские сотрудники милиции, это входило в их задачу, но Гвоздева что-то тревожило в этой истории, интуиция упорно подсказывала ему, что здесь есть какая-то связь с делами, находящимися в производстве у него самого.

Размышляя об этом, капитан вдруг вспомнил, что совсем недавно в разговоре с Сонькиным столкнулся с созвучной кличкой — Кандыба.

Вечером к Александру Михайловичу зашел Лукин.

— Я, кажется, выхожу на него, — сказал инспектор. — Человек, носящий кличку — Кандыба, живет в собственном домике на окраине города, трудится кочегаром в средней школе: сутки работает, двое отдыхает. Ведет трезвый образ жизни. Вдовец, но имеет, так сказать, постоянную подругу. Она приходит в его дом и остается там иногда на ночь, а иной раз на день-другой. Стирает, куховарит и прочее… Кандыба домосед, почти никуда не ходит, гостей не принимает.

— Кто же это?

— Антон Прохорович Дыбин. Звучит: Дыбин — Кан-дыба.

— Но тот-то — Толик. Раз Толик, значит, еще молодой. Этому сколько?

— Родился в 1935 году, в Витебской области. В нашем городе живет с 1956 года. Отслужив в армии, с товарищем приехал сюда. У приятеля была сестра, Дыбин с ней познакомился, а потом и женился. Она была бездетной вдовой, на одиннадцать лет его старше. Три года назад угорела и умерла.

Лукин полистал страницы своих материалов.

— В последние дни на работу к Дыбину два раза приходил мужчина лет тридцати, высокий, костистый, чуть сутуловатый, руки длинные. Лицо сухощавое, нос орлиный. Ничего не приносил. Придет, посидит, покурит и уйдет.

— А почему, Николай Степанович, ты думаешь, что этот Дыбин и есть Кандыба?

— Родинка у него над бровью.

— Над какой бровью — над левой, над правой?

— Сам-то я еще не видел.

— А та женщина, которая приходит к Дыбину, не Вятка ли?

— Не думаю. Личность этой женщины пока устанавливается.

— А как же ты на Дыбина вышел?

— Просто. Подумал: Кандыба — либо фамилия такая — Кандыбин, либо кличка от фамилии с корнем «дыба». Городские паспортисты помогли. Обнаружилось — Дыбин. Я им заинтересовался, а у него бородавка над бровью…

— По моим сведениям, Кандыба должен быть моложе.

— Этот тоже не очень старый.

— Когда он теперь на работе будет?

— Послезавтра.

— Пусть директор школы во двор выйдет и вызовет его к себе, да так встанет, чтоб Дыбина хорошо видно было. А мы его Сонькину потихоньку покажем.

СОНЬКИН, посмотрев из автомобиля на Дыбина, сказал, что он этого человека совсем не знает, даже не видел его никогда. Машина тронулась. Следуя указаниям Сонькина, остановились напротив старого трехэтажного дома.

— Вот тут, — хриплым от волнения голосом, проговорил он, — вход со двора, от правого угла третий подъезд, сразу за котельной… Там живет тот самый дед Тюря. Имеет две небольшие комнаты на первом этаже, маленькую кухню. У него еще родственники есть.

— Спасибо. Поехали! — распорядился Александр Михайлович.

В тот же вечер Лукин побывал у Тюри — Ивана Евтеевича Кочанова, щуплого и малорослого пенсионера шестидесяти восьми лет.

Квартира не блистала чистотой, и воздух в ней был спертый. Деревянный стол, накрытый засаленной и потертой клеенкой, старый растрескавшийся и покосившийся комод, две железные койки с ватными старыми тюфяками и такими же подушками, заправленные изношенными байковыми одеялами.

— Вы что же так и живете, Иван Евтеевич? — поинтересовался Лукин, представившийся работником жилищно-коммунального хозяйства. — Сыро у вас, неуютно. И не очень чисто.

— Да что взять с больного старика, — ответил Кочанов, — у меня и племянница есть, и прописана тут, а жить со мной не хочет, брезгует, знать. Они, молодые, вон какие пошли — им все духов-одеколонов подавай. Вот она и живет у какой-то подруги. У тебя, говорит, плохо пахнет. А я уж привык. И где я силу возьму — чистоту наводить.

«Логово», — подумал Лукин. — Не сюда ли попадает кое-что из краденого?»

— А мы сейчас решили посмотреть все эти старые квартиры, — говорил между тем Николай Степанович, неназойливо, но весьма внимательно осматривая жилище Кочанова. — Надо что-то предпринять. Где ремонт сделать, где переоборудовать, чтоб жильцам удобнее было. А вы, Иван Евтеевич, может, желаете переселиться?..

— Нет, нет! — горячо возразил старик, — я тут еще до войны жил, и на войну отсюда уходил, и с войны сюда пришел, здесь и старуха моя померла. Нет, нет! Ничего мне не надо, спасибо за заботу. Доживу здесь. Так как есть.

Позднее выяснилось, что рассказ старика имел кое-какие погрешности, хоть и звучал самым искреннейшим образом. Его старуха действительно здесь померла в сорок девятом году, когда еще совсем не была старухой. После ее смерти ушла из дома и девушка-племянница, которой теперь было уже за пятьдесят. И жила племянница не у подруги, а со своим законным мужем на этой же улице, оставаясь прописанной у дяди и оказывая ему за это кое-какие услуги. Жилплощадь мужа состояла из одной комнаты в четырнадцать квадратных метров в старом доме с коридорной системой, и поэтому никого не смущало такое положение, суть коего яснее ясного: помрет дядя, племянница займет квартиру. Хоть и не велика, а все же отдельная, двухкомнатная.

«Да, здесь надо будет поработать, — думал Лукин, уходя. — А старик-то лишь с виду неказист»…

Теперь предстояло установить личность Кандыбы, поскольку Дыбин отпадает. Судя по всему, от него тянутся нити в другие стороны.