Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

— Мужайся, мой бедный друг, мы приближаемся к концу, — отвечал ему Барбассон. — Я вполне отдаю себе отчет о том направлении, по которому мы следуем; верь мне, нам осталось недолго ползти.

— Да услышит тебя Бог, Барбассон! Твое положение ничто в сравнении с моим; клянусь тебе, что я ни за что не согласился бы начать снова, если бы это понадобилось… я выбился из сил.

— Не поддавайся унынию в тот момент, когда мы приближаемся к цели.

— Из чего ты это заключаешь?

— Очень просто… пока путь пролегал под храмами, для прочности всего сооружения и особенно для его оздоровления необходимо было обеспечить, чтобы этот ход, предназначенный для стока воды, мог противостоять сильному давлению, — отсюда кирпичи и цемент на всем протяжении его первой части. Раз храм кончился, достаточно было обыкновенного рва; ты хорошо знаком с равнодушием и ленью индусов, а потому должен быть уверен, что они не продолжили его больше, чем нужно для удаления вод из под фундамента храма.

— Возможно, но мне кажется, что мы никогда не выйдем отсюда.

Барбассон понял, что во что бы то ни стало надо помешать своему другу предаваться зловещим предчувствиям.

— Полно, — сказал он, — подумай о том, что Сердар погибнет без нас… еще одно усилие, последнее.

И они снова принялись ползти… Ход шел теперь наклонно и с каждой минутой становился круче; провансалец поспешил заметить своему другу, что это говорит о приближении их к выходу… Зловещие обитатели галереи становились еще более многочисленными, и их испарения делались положительно невыносимыми. Вдруг голова Барбассона стукнулась о ноги товарища, которые судорожно ерзали по земле, но ни на шаг не подвигались вперед.

— Что случилось? — спросил провансалец.

Несчастный Барнет отвечал сдавленным голосом, который еле достиг слуха Барбассона.

— Я застрял… здесь слишком тесно, я не могу двинуться вперед.

Наступила очередь Барбассона прийти в отчаяние.

— Мужайся! — крикнул он. — Соберись с силами!

— Я сделал все, что только в человеческих силах… я только сильнее застрял между стенами… я попробую двинуться назад… вернемся обратно.

Неужели придется умереть здесь? Кровь Барбассона застыла в жилах — он один осознавал весь ужас их положения. Барнет был еще относительно спокоен, он воображал, что возврат возможен. На это, конечно, потребуется время, потому что ползти назад не так удобно, как вперед, но во всяком случае там, где они прошли, они пройдут еще раз. Но он, Барбассон! Он знал, что узкая галерея сделалась непроходимой… О! Что он чувствовал!

— Барнет, — крикнул он в приступе бессильного бешенства, — копай землю ногтями, зубами, но ради всего, что у тебя есть святого на свете, двигайся вперед, несчастный, вперед! Это необходимо… галерея сзади нас обрушилась!..

При этих словах Барнет испустил крик ужаса и, почти обезумев от страха, собрал остаток всех своих сил, уперся ногами в стены и сверхчеловеческим усилием двинул свое тело вперед… ему удалось втиснуть себя всего на несколько сантиметров дальше, и он остановился неподвижный, разбитый, задыхающийся… ничего не оставалось теперь, как ждать смерти…

Тут произошла потрясающая сцена.

— Вперед! Вперед! — ревел Барбассон, который от страха дошел до безумия, — я не хочу умирать здесь… Вперед! Вперед, несчастный, или я тебя убью!

И подкрепляя слова действием, он принялся колотить своего друга кулаками и царапать его ногтями.

— Ты мне делаешь больно, — простонал янки умирающим голосом.

Эти слова, сказанные голосом ребенка, которого мучают, сразу привели в себя провансальца. Ему стало стыдно, и он заплакал.

В ту же минуту он услышал голос своего друга, в котором ничего больше не было человеческого.

— Тащи меня, Барбассон! Спаси меня! Спаси меня! Змея!

Змея! Как не подумали об этом несчастные прежде, чем отправиться сюда, в галерею? В Индии все решительно колеи на дорогах и полях служат убежищем этим нечистым животным, а здесь, среди развалин… Достаточно было самого простого размышления, чтобы понять, как безумна была их попытка. Миллионы змей были впереди Барнета; они бежали от него, пораженные непривычным шумом, а в углу, которого янки не мог видеть, в нескольких футах от его головы, сидела в гнезде кобра вместе со своими детенышами… Разбуженная шумом, она вылезла из своей грязной дыры, где спала, и бросилась к нему, шипя от злобы… На этот раз все было кончено, и бедный Барнет погиб; по его собственному предсказанию ему не суждено было видеть восход солнца на следующий день.

Одним прыжком бросилась кобра на несчастного; она обвилась вокруг его шеи и с бешенством принялась кусать ему щеки, нос, губы — все, к чему только могла притронуться ее слюнявая, зловонная пасть… А несчастный ревел в ее ужасных объятиях, открывая рот и пробуя в свою очередь разорвать чудовище; но усилия его продолжались недолго; крики становились постепенно слабее, яд производил свое страшное, неотразимое действие… Всего три минуты продолжалась эта ужасная сцена… и все стихло… Барнет был мертв.

Барбассон потерял сознание.

Когда после продолжительного обморока он пришел в себя — обморок длился два часа, — ему показалось, что он в Нухурмуре и лежит в своем гамаке. Но это заблуждение продолжалось недолго. Подземелье было полно каких-то странных криков, глухих ворчаний, тявканий, прерываемых пронзительными криками и страшным щелканьем зубов; можно было подумать, что здесь собрались хищники и стучат челюстями, раздробляя кости.

Ошибиться было невозможно — шакалы пожирали труп умершего… Барбассон опять едва не потерял сознание, но страх вернул ему силы. Он знал, что шакалы не нападают на живых, затем — разве не было у него мускулистых рук, чтобы задушить первого, который вздумал бы сунуться к нему? Он осторожно протянул руку вперед… Но ничего не нащупал перед собой, а между тем он притрагивался к своему бедному другу перед тем, как потерял сознание. Он прислушался… Теперь он лучше отдавал себе отчет в своих чувствах и, судя по крикам шакалов, догадался, что последние должны быть далеко от него. Закончили ли они свое страшное дело?.. На свежем воздухе они менее чем за два часа могут съесть человека, но там, в этом узком пространстве, им не так легко было бы справиться. Отрывая, однако, мясо кусок за куском, им удалось освободить из тисков свою жертву и вытащить ее на воздух.

Барбассон установил этот факт, постепенно и осторожно подвигаясь вперед; узкий проход, через который не мог протиснуться Барнет ввиду своей тучности, для него, сухощавого и мускулистого, не представлял никакого затруднения, и он пополз со всей быстротой, на какую был способен. Менее чем через двадцать метров он увидел мерцающие на небе звезды, и перед ним открылось свободное пространство… Несчастный Барнет погиб у самого выхода.