Федор Шахмагонов - Хранить вечно

Но это только первая часть выигрыша. В этой комбинации можно запутать и самого Кольберга. Делается это просто. Кольберг передает Курбатову дезинформацию. Передача подменяется фактической информацией по тому же вопросу. Несколько таких подмен, и до сведения Кольберга доводится, что английская разведка через Курбатова от Кольберга получила не дезинформацию, а правильные сведения секретного характера. И у Кольберга нет выхода! Остается одно — работать на английскую разведку. Он никак не оправдается перед своими руководителями, никак не отведет от себя обвинения в измене, ибо сам Курбатов не будет иметь доступа к тем материалам, которые будут переданы.

Сэр Рамсей смешал колоды карт и закурил сигару. Выстраивалась заманчивая операция. С этим он и уехал в Лондон. А некоторое время спустя Курбатов, к великому своему удивлению, получил предложение выехать в Берлин на работу в аппарате военного атташе.

Берлин в то время был заманчивым городом для офицера из аппарата военного атташе. К Германии были прикованы взгляды всех штабов мира. Для офицера с дипломатическим паспортом почти никакого риска в работе, на крайность объявление персоной нон грата, а вместе с тем — шансы выдвинуться и сделаться заметным человеком. Курбатова поздравляли; кто радовался, а кто и завидовал… Никто не воспринял это как отличие но службе, объясняли эту неожиданность влиянием его могущественной родни…

— Свершилось? — спросил Проворов у Дубровина, читавшего очередное донесение от Курбатова.

— Да-а! — протянул Дубровин. — Похоже свершилось… Они свели наконечники вольтовой дуги…

— Между контактами должен вспыхнуть огонь и зажечься яркий свет! Теперь надо будет точно направить пучок этого света.

— Курбатов работает на англичан и на немцев, они схватились на этой точке! Кому дать выиграть в этой игре? Кольбергу или Рамсею?

— Разве в этом вопрос? — откликнулся тут же Проворов. — При любых условиях — выиграть должны мы!

Сборы, проводы, прощания — все смешалось. Курбатов не спал последние две ночи перед отъездом. Тронулся поезд в ночь, в снежный туман. Курбатов лег спать и проснулся утром на подъезде к Берлину. Выглянул в окно и усмехнулся.

В России огромные, нетронутые леса подступали вплотную к железной дороге, в них легко заблудиться.

Здесь сосновый лес построен как на параде. Ствол к стволу, словно могучая рука пропалывала недомерки, словно по макушкам сосен или березок прошлась газонокосилка.

Первое, что ему бросилось в глаза еще на вокзале и на привокзальной площади, — это самодовольство.

На вокзале попадались навстречу патрули в коротких пальто, похожих на куртки, с повязками на рукавах — на белом поле свастика.

В первые же минуты на улицах Берлина Курбатов понял, что положение значительно серьезней, чем представлялось в Варшаве, что над Европой нависла страшная угроза. Об этом ему сказал посол:

— Там, в Варшаве, могут прислушиваться к нашему голосу, могут и не прислушиваться! Они не хотят видеть того, что мы здесь видим… Мы, каждый день здесь получаем подтверждения, что Германия готовится взять реванш прежде всего у нас… Данциг и коридор! К Данцигу и в польский коридор переместился европейский пороховой погреб. Ну, а фитиль — это вопрос о немецких нацменьшинствах. Они ничего не скрывают. Их вожди выбалтывают все планы. Не торопятся с разъяснениями, если мы делаем официальный запрос, а тем более с извинениями… Сначала — чехи. Потом — мы. Далее…

Военный атташе был более категоричен.

— Политики, — говорил он, — считают, что Германия двинется во главе крестового похода против большевиков… У англичан и французов позиция вполне удобная… А наша?

Для Курбатова эти концепции были новостью. Там, в штабе, твердо считали, что немцы вооружаются для войны против Советской России, что именно поэтому им не мешают вооружаться. Как они пройдут через Польшу? А как-нибудь. Договорятся, все само собой устроится.

Курбатов рассказал об этих предположениях атташе.

— На передовой всегда виднее, куда стреляет противник. Вы увидите, какая развернута пропаганда здесь против славян. Славянской расе вообще не находят места на земле… Не для того ли это делается, чтобы вместе с одними славянами бить других? Нет, подполковник! Приглядитесь, война готовится здесь и против нас. И мы должны знать, как готовится, какими силами, когда.

Все официальные представления были завершены в несколько дней. Курбатов включился в обычный рабочий ритм аппарата военного атташе. Наступили для него напряженные минуты ожидания.

Связной от Проворова и Дубровина переменился. Здесь требовалась крайняя осторожность. Система связи с ним была построена без личных контактов. Телефон, условная сигнализация, тайники. Из России ему еще в Варшаве передали, чтобы готовился и ждал встречи с Кольбергом. В зависимость от позиции Кольберга ставилась и вся его работа.

И на первом же приеме в аргентинском посольстве Курбатов увидел Кольберга. Он не знал, как вести себя, а потому сделал вид, что не заметил. Пусть Кольберг сам установит стиль этой встречи.

Кольберг медленно придвигался в его сторону. Курбатов уловил на себе его взгляд, но Кольберг прошел мимо, даже не поклонился.

Через несколько дней Курбатова пригласил на чашку кофе английский военный атташе. Они встретились с Кольбергом в прихожей. Короткий взаимный поклон. Курбатов дождался поклона от Кольберга. А в гостиной атташе представил их друг другу.

— Мы знакомы, — сдержанно, без улыбки, заметил Кольберг. — Революция в России… Петроград… Мы надеялись, что большевики — явление временное… То там, то здесь возникали какие-то очаги сопротивления… Даже я, зная процессы, происходившие в русском революционном движении, недооценил большевиков… Вес истаяло… Как это поется в песне, господин Курбатов? Ее любили петь молодые офицеры… Что-то о золотых куполах…

Курбатов печально улыбнулся.

— Это интересно! — отозвался атташе. — Вы участвовали в белом движении?

Курбатов не ответил на вопрос, он едва слышным речитативом произнес:

— «Москва златоглавая! Звон колоколов… Царь-пушка державная, аромат пирогов! Все прошло, все умчалось в неизвестную даль, ничего не осталось — лишь тоска и печаль…»

— Вот, вот! — подхватил Кольберг. — Мечты и надежды, а нужен был трезвый расчет… В Варшаве я разыскивал моего друга Ставцева. Нашел и господина Курбатова. Это пора наших надежд на белую эмиграцию, на их усилия. Ждали, когда большевики сами на себе петлю затянут. Чуда ждали… А чуда все нет и нет. Мне очень жаль мой народ. Но именью моему народу придется освободить мир от большевиков. Это будет стоить большой крови. Войну с Россией я не могу рассматривать как увеселительную прогулку…