Павел Крамар - Расплата

На станцию Хор наш поезд пришел часов в семь утра. Мы разыскали контору «Заготзерно», в которой Ульяна работала счетоводом, — здесь мы и беседовали.

Муж Ульяны — шофер, сынишка учится в 5 классе. Ей едва перевалило за тридцать, и она выглядела по-девичьи стройной и энергичной. Во всю щеку ее сиял румянец, глаза были цепкие, проницательные.

«Ульяна Леоновна, нами, сотрудниками госбезопасности, задержан человек, пробравшийся в Приморье из-за границы. Он утверждает, что ваш отец когда-то помог ему уйти в Маньчжурию. Поэтому мы хотели бы поговорить о вашем отце».

Ульяна, напряженно выслушав меня, еще более разрумянилась и с досадой воскликнула: «Ну что тем людям нужно!.. Уже десять лет прошло, как умер папа, а они не дают покоя и мертвому!» — «Ульяна Леоновна, мы понимаем, что вам тяжело говорить, но это необходимо». — «О чем я должна говорить?» — «Расскажите, пожалуйста, о жизни вашего отца». — «Теперь я знаю!.. Нет, это я сама во всем виновата, нужно было давно мне заявить, — нервничала Ульяна, еще больше краснея. — Ну да ладно… Расскажу…»

Ее отец, Горбыль Леон, родился в 1878 году в верховьях реки Бикин, в деревне Грачевке. Он долго промышлял, охотясь в тайге, и только в тридцать лет стал плотничать в Бикине, где женился. Жена вскоре умерла. На руках у вдовца осталась малолетняя дочь — Ульяна. Горбыль еще охотничал временами, и тогда его дочь жила у своей крестной матери — у Миронихи. Ульяна уже вышла замуж, переехав на станцию Хор к мужу, когда тяжело захворал отец. Перед смертью он вызвал ее в Бикин и сделал странное признание.

«Отец признался, — нервничая, рассказывала нам Ульяна, — будто в молодости он шалил трошки, занимался контрабандой. Но после того жил честным трудом. А вот теперь вроде бы возле него какой-то часовщик крутится. Мол, он, шельма, шукает пролаз на ту сторону. После этих слов отец помер. А случилось это 27 августа 1939 года. Да еще он просил, чтоб я заявила о том часовщике куда следует». — «И что же?» — «Понимаете, до меня не сразу дошло, о чем говорил отец. Ведь он был при смерти, тяжело умирал. Я совсем ошалела от горя. И про отцовский наказ не сразу вспомнила. А вскоре тот часовщик, наверное, приходил…»

После похорон Горбыля Ульяна, по ее словам, еще недели две-три жила в его домике — хлопотала по хозяйству, в огороде ковырялась. В том году был урожай на картошку.

«И вот однажды, — рассказывала Ульяна, — я так ухропалась в огороде, спать легла засветло. Уснула как убитая. Но после полуночи меня будто током ударило: проснулась и слышу — калитка скрипнула. Вспомнила — сени не заперла, и в исподнем туда метнулась. Только успела дверь на засов запереть, слышу: ее уже кто-то дергает. Напужалась страсть как, думала, покойник-отец пришел. Он после смерти так все у меня в глазах и стоял. И тот пришелец, видно, слышал, как железным засовом звякнула. Да и шепотом так говорит, дескать, что же ты, Леон, не открываешь. Это же, мол, я, часовщик, приехал из Уссурийска. Я затаилась. И вдруг вспомнила: отец, умирая, про какого-то часовщика говорил, шельмой его обзывал. Еще сильнее перепужалась. Потом говорю, значит, часовщику через дверь, мол, папа помер, а если посетителю что нужно — нехай днем приходит. Он тут же шасть со двора на улицу. Ночь светлая была, из окна мне хорошо видно: шибко так мужчина шагает, видный из себя, рослый да стройный. Вроде из военных — в гимнастерке под широким ремнем, в галифе, сапоги дорогие — не то хромовые, не то яловые. А под мышкой — сверток. Еще что запомнила… Сильно чубатый был. Лица вот не видела… Больше он не появлялся. А вскоре муж за мной приехал — он и тогда шофером был». — «Вы кому-нибудь рассказали о ночном госте?» — «Никому не говорила. И не заявляла никуда, А гость подозрительным показался. Но муж-то меня увез вскоре из Бикина — я и забыла того посетителя». — «Отец поручал вам передать что-либо его знакомым?» — «Нет, не поручал». — «Кто еще приезжал к отцу из других мест?» — «Никого больше не видела». — «Знаете ли вы Дрозда Назара Архиповича?» — «Такого человека я не знаю». — «Зимой 1930 года ваш отец содействовал уходу Дрозда в Маньчжурию. Вам известно об этом?» — «В том году я у тетки в Хоре жила и об ентом случае не слышала». — «Могли бы вы опознать «часовщика»?» — «Что помню, то помню — можно попытаться».

Мы распрощались с Ульяной и в тот же день я уехал в Хабаровск, чтобы срочно доложить своему руководству о важных, как мне казалось, сведениях. Перед отъездом дал поручение старшему лейтенанту Сидорину непременно «помириться» с Миронихой и побеседовать с ней обстоятельно о Горбыле.

«Петр Петрович, вы мне преподали хороший урок. О таком не прочитаешь ни в каком учебнике, — говорил мне Сидорин на перроне Бикинского вокзала перед отправлением. — Я понял, что и малая зацепка может дать неплохой результат». — «А как вы считаете, что необходимо теперь предпринять в деле Дрозда-Терещенко?» — «Надо как можно скорее найти «часовщика».

Наши мнения совпадали.

Итоги моей поездки в Бикин заинтересовали следователя подполковника Мазаловича и генерала Шишлина, который, хитровато улыбаясь, спросил меня: «Кто, по-вашему, этот «часовщик»?» — «Кто бы он ни был, — ответил я, — но, полагаю, совсем не случайно пересеклись пути его и Назара в Бикине».

А подполковник Мазалович как бы слегка конкретизировал мои предположения, заявив, что «часовщик» не зря искал какой-то пролаз в Маньчжурию: это или шпион, или другой серьезный преступник, которого надо обязательно найти до окончания следствия по делу Дрозда.

«Согласен с вами. Где и как вы намерены искать его?» — спросил генерал.

Я ответил, что искать надо прежде всего среди часовых мастеров в Ворошилове-Уссурийском.

«Ну хорошо, давайте так и сделаем, — согласился генерал. — Но имейте в виду, что «часовщик», возможно, живет в другом городе, а слово «Уссурийск» использовал как пароль. Поэтому, вполне вероятно, придется его поискать и в других городах Приморья».

Генерал опять хитровато улыбнулся, сказав, что мне надо выехать в Ворошилов-Уссурийский…

Улицы этого города, раскинувшиеся на огромной равнине и словно вычерченные по линейке, были беззащитны перед сильными ветрами. Город круглый год насквозь продувался ими. И в этот мой приезд гуляла по улицам колючая метелица…

Вскоре нам стали известны имена нескольких десятков часовых дел мастеров, работавших в этом городе накануне войны. Среди них и стали искать «часовщика».

Старый мастер Кузьмич рассказал нам, что в часовой мастерской промкомбината в интересующее нас время работал мастер по имени Егор, он вроде бы похож на разыскиваемого. Мы навели справки. Действительно, в 1939–1944 годах там работал Моргун Егор Фролович, 1916 года рождения, уроженец города Барнаула, прописанный по одногодичному паспорту у гражданки Шевелевой по улице Трудовой, дом 33. Но в учетных данных паспортного стола и в домовой книге не оказалось сведений, кем и когда Моргуну был выдан паспорт.