Леонтий Раковский - Константин Заслонов

— Справедлив, слов нет! — поддержал Куль. — Кого из машинистов бывало переведет в помощники, тот никогда не скажет: «Дядя Костя неправ!»

— К чорту теперь его справедливость! Что нам с нее, если он предатель! — вспыхнул Сергей Пашкович. — Если такие, как Заслонов, за них, то…

Он не окончил, только безнадежно махнул рукой.

«Хорошо, что верят, будто Константин Сергеевич за немцев, — думал Норонович. — А с Сергеем придется осторожно поговорить: огонь-парень, да слишком прям!»

В это время в дверь просунулась плешивая голова Штукеля. Он подозрительно осмотрел всех и позвал:

— Норонович, Жолудь, за нарядом!

Жолудь собрал в противогаз недоеденную картошку и огурцы и, продолжая что-то дожевывать, пошел вслед за Нороновичем в нарядческую.

Норонович вошел и молча поклонился. Заслонов сидел озабоченный. Улыбался только тогда, когда оборачивался к Фрейтагу.

«Молодец, держится хорошо! Ну, Константин Сергеевич, не подкачаем и мы!»

У перегородки перед фашистским нарядчиком стоял пожилой железнодорожник — немец. На одном плече у него висела винтовка. Норонович догадался, что это и есть их «филька», как паровозники прозвали немца, сопровождавшего в поездке русскую паровозную бригаду.

Фашистский нарядчик передал маршрут Заслонову. Константин Сергеевич что-то приписал в нем и, вручая наряд «фильке», сказал Нороновичу и Жолудю:

— Поедете с ним. Паровоз «52-1114». Получите продукты.

Немцу выдали большую банку мясных консервов и буханку хлеба, а Нороновичу и Жолудю — по триста граммов хлеба и по пятьдесят граммов консервов.

Жолудь не стал даже укладывать свой паек, а тут же отправил в рот консервы и заел их хлебом.

— Ну, и отвалили, нечего сказать! — даже плюнул от негодования Норонович, пряча паек в сумку. — Крохоборы проклятые!

— Вы еще не знаете, Василий Федорович, до чего фашисты жадные и мелочные. Вот угостит он товарища сигаретой и ждет, чтобы тот заплатил ему за нее, — шептал Жолудь.

— Да ну? — удивился Норонович. — Вот так угощение!

— Честное слово! Увидите сами.

«Филька» не дал им долго задерживаться, — подгонял, приговаривая:

— Ком, ком!

Пришлось итти к паровозу.

Норонович и Жолудь шли впереди, а немец за ними сзади, покуривая трубочку.

Норонович, с ненавистью поглядывая через плечо на «фильку», бурчал:

— Ведет, как арестантов. Кочегаришка паршивый, а толкает машиниста первого класса. Что, Вася, разве можно терпеть? — наклонился он к помощнику.

— Нельзя, Василий Федорович! Никак нельзя! — горячо шептал Вася Жолудь.

Заслонов уже проработал в депо целую неделю. На службе он ни с кем из железнодорожников не входил в разговоры, держал себя сухо, официально.

Было бы наивно думать, что фашисты так легко и просто доверились ему. Разумеется, за каждым шагом начальника русских паровозных бригад смотрели в оба глаза. Приходилось всё время быть начеку.

Заслонов знал, что возле Орши работает подпольный райком, — так ему сказали в Москве, — но пока он еще не мог установить с ним связь.

Наконец райкомовский связной дал о себе знать.

К Алексееву подошла на улице жена дежурного по станции — Надежда Антоновна Попова. Она сказала, что является связной секретаря райкома Ларионова, который организует на Оршанщине партизанское дело. Сообщила, что райком получил по рации с «Большой земли» сведения о группе Заслонова, и Ларионов хочет встретиться с Константином Сергеевичем.

Алексеев передал всё это дяде Косте.

В воскресенье Заслонов шел из нарядческой обедать. Соколовская варила ему жиденький картофельный суп, заправленный подсолнечным маслом. Больше у него ничего не было.

Как обычно, он прошел мимо Застенковской улицы, где шумел базар. Когда Константин Сергеевич минул базар, то услыхал, что за ним кто-то торопливо идет.

Заслонов обернулся и увидел: его нагоняла Попова. В коротеньком кожушке, повязанная старым пуховым платком, — ее было не узнать. Он чуть сбавил шаг и зорко посмотрел вокруг: навстречу им никто не шел.

— Товарищ Ларионов ждет вас послезавтра. Он в Дрыбине, — вполголоса сказала Попова, нагнав его.

Константин Сергеевич остановился, словно уступал Поповой дорогу.

— Приду. Будьте осторожны! — ответил он и свернул к себе на Буденновскую улицу.

«Иван Тарасович здесь. Отыскался след Тарасов… Это чудесно! Хозяин района на месте — значит, заработаем по-настоящему!» — думал он.

Константин Сергеевич заранее подготовил всё и попросил разрешения у Контенбрука не являться во вторник на службу: Заслонов еще не имел ни одного выходного дня.

Шеф охотно отпустил его.

Во вторник ранним утром Заслонов пошел в Дрыбино.

Каждый день кто-либо из оршанских железнодорожников уходил в деревню за продуктами, и немецкие постовые уже привыкли к этому. Часовой издалека смотрел на удостоверение личности с фашистскими печатями и спрашивал:

— Кольхоз, я?

— Я, я, — ответил и Константин Сергеевич, проходя мимо.

Заслонов встретил секретаря райкома на улице, еще не доходя до хаты Куприяновича. Ларионов возвращался домой. Был он в коротком кожушке и валенках.

В первую секунду Иван Тарасович не узнал Заслонова, но, когда Константин Сергеевич окликнул, секретарь райкома бросился к нему:

— Товарищ Заслонов, здравствуйте, дорогой! — жал он руку Константину Сергеевичу, вглядываясь в него. — Представьте, я вас не узнал: борода сильно меняет лицо. Ну, пойдемте, пойдемте, поговорим!

И они направились к Куприяновичу.

Старик-железнодорожник жил вдвоем с женой. Дочери выросли и разлетелись в разные стороны, сын служил в Красной Армии.

Увидя ТЧ, Куприянович не знал, как и принять дорогого гостя. Он уже дал команду жене — жарить яичницу, но Константин Сергеевич взмолился:

— Антон Куприянович, позвольте нам сначала поговорить, а потом уж и за стол можно!

— Ну, ладно. Женка, пойдем, не будем мешать!

И хозяева вышли из хаты, оставив гостей одних.

Заслонов рассказал Ивану Тарасовичу о переходе линии фронта, о пути из Москвы к Орше, о том, как население везде помогало заслоновцам.

— Во всякой работе самое главное — народ. Разве мог бы я жить и действовать тут, если бы на каждом шагу не чувствовал народной поддержки и помощи? — сказал секретарь райкома, внимательно слушавший рассказ. — А что же, товарищ Заслонов, вы намечаете делать в ближайшее время?

— Пока подбираем людей. Чутеньки осмотримся, пусть к нам привыкнут, а тогда дадим фашистам копоти!

— Правильно. Диверсии на железной дороге — наша самая лучшая помощь Красной Армии. Фашисты рвутся к Москве, — надо сорвать подвоз их подкреплений.

— Сделаем. Будут помнить Оршу!