Леонтий Раковский - Константин Заслонов

После этого Заслонов привел отряд к партизанской присяге.

Когда присяга была принята, дядя Костя сказал перед строем:

— Помните, мы — партизаны. Мы — помощники Красной Армии. Недаром товарищ Сталин, обращаясь к армии, всегда вспоминает и нас: «красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, п а р т и з а н ы и п а р т и з а н к и». Партия называет нас: «народные мстители». Мы должны быть достойными этого почетного имени! Мы должны оправдать доверие народа, доверие товарища Сталина!

Некоторые из вас говорят: «Зачем нам уходить в лес, а из лесу разыскивать врага? Фашист сам придет». Это неверно. Если мы будем сидеть дома, фашисты нас раздавят: партизанский отряд — не армия. Наше преимущество, наша сила — во внезапности нападения. И знайте: на время партизаном быть нельзя. «Сегодня воюю, а завтра — живот болит». Партизан должен воевать, воевать и воевать до полной победы над фашистскими захватчиками!

Железнодорожники видели, — в отряде у дяди Кости, как в депо, будет порядок!

Стали устраиваться на новом, необычном месте.

Очутившись в глубине густого бора, в десятке километров от жилья, как будто бы в полной безопасности, молодежь громко заговорила. Кто-то раскатисто рассмеялся, кто-то полным голосом окликнул товарища, как на прогулке.

Куприянович сразу же налетел на них:

— Чего орешь? Не за грибами пришел сюда. Фрица накликать хочешь?

Громкие разговоры и песни пришлось оставить.

Заслонов решил на следующее же утро начать партизанские действия.

Он отправил на шоссе две группы по три человека, а сам с Нороновичем, хорошо знающим местность, собрался сходить заминировать железнодорожное полотно.

— Константин Сергеевич, возьмите и меня с собой! — подошел Женя Коренев.

— А ты зачем? Мы вдвоем с Василием Федоровичем управимся.

— Я ведь ваш адъютант…

— Ну, ладно, — улыбнулся дядя Костя, — пойдем!

На базе с партизанами остались комиссар Алексеев и начальник штаба Лунев, молчаливый, небольшого роста человек с громадными усами.

Заслонов, Норонович и Женя долго петляли по лесу, путали следы, и наконец вышли к опушке.

Впереди сквозь кусты виднелась железная дорога.

Пошли еще осторожнее.

И вдруг по лесу гулко прокатился гудок паровоза и застучали колеса вагонов.

— Опоздали! — огорченно зашептал Женя.

— Эх ты! — усмехнулся Норонович. — Разве не слышишь? Идет в сторону Витебска. Порожняк. А нам нужно, чтобы шел на Смоленск и чтобы — с начинкой!

Когда стук колес замер вдали, партизаны, крадучись, вышли на опушку. Глянули из-за кустов.

Железнодорожная линия лежала, как на ладони, метрах в пятидесяти.

Дядя Костя хотел было шагнуть еще дальше, но Женя схватил его за рукав:

— Патруль!

Со стороны Орши медленно шел по полотну гитлеровец с автоматом на шее.

Партизаны притаились, замерли.

Томительно тянулись минуты, пока часовой до до поворота и скрылся. Выждали еще минуты может, фриц повернет назад. Но он не вернулся.

Проверили снова: кругом ни души.

— Оставайся здесь и смотри в оба! Если увидишь опасность, свистни! — приказал Жене Заслонов.

— Я закричу совой. Я умею, — ответил Женя.

Дядя Костя кивнул головой в знак согласия и, пригнувшись, побежал к насыпи.

Длинный Норонович, неуклюже ссутулившись, поспешил за ним.

Женя зорко смотрел в обе стороны, направо и налево.

Так хотелось бы видеть, как дядя Костя и Норонович закладывают мину! Но останавливаться на них взглядом можно было лишь на мгновение. Копают землю.

На железнодорожном полотне — никого.

Вот уже подкопали под шпалой.

На железнодорожном полотне — никого.

Вот достают из-за пазухи тол.

На железнодорожном полотне — никого.

Со стороны Витебска доносится гудок паровоза.

«Идет. Успеют ли?»

Норонович, пригнувшись, бежит назад.

«Успели!»

А дядя Костя еще лежит на месте, старательно заглаживает разрытую насыпь.

Хочется крикнуть: «Пусть так! Хорошо! Не заметят!»

Грохот поезда с каждой секундой всё слышнее.

— Скорее! Скорее!

В висках у Жени стучит.

Наконец дядя Костя спрыгивает с насыпи и бежит к ним. Он кивает Жене, и они трое бегут вперед, вправо. Ложатся в кустах и смотрят…

Ждут…

Поезд уже вынырнул из-за поворота.

Затормозит машинист или нет? Взорвется ли мина?

Паровоз все ближе, ближе…

И вот раздается взрыв, грохот. Паровоз валится на бок, и всё тонет в страшном треске, лязге, скрежете металла.

Вагоны наскакивают друг на друга, ломаются, летят откос. В дыму и столбах пыли мелькают какие-то машины, танки.

Дело сделано!

Заслонов поднимается и бежит назад, в лес. Норонович следует за ним. Они пробежали несколько шагов.

— А где Женя? — обернулся Заслонов.

Его нигде не было. Прислушались.

Сзади раздавались вопли, крик людей. По лесу прокатились выстрелы. Фашисты всполошились.

— Не случилось ли с ним чего? — встревожился Константин Сергеевич. — Он пошел назад, к опушке.

В это время из-за кустов вынырнул Женя. Его лицо сияло.

— Чего ты задержался? — строго взглянул на него дядя Костя.

— Я хотел посмотреть, что было в эшелоне.

— Чего же смотреть! Танки и автомашины.

— Но как перековеркало всё! В кашу! Хорошо! — ликовал Женя, шагая за товарищами.

Отряд понемногу осваивался в лесу. Люди привыкали к новому положению и необычной обстановке.

Большинство партизан составляла молодежь, нетребовательная, легко переносящая всякие лишения.

Из стариков был только один Куприянович, но дед чувствовал себя здесь уверенно и свободно.

Старый охотник хорошо ориентировался в лесу, умел бесшумно передвигаться, знал много такого, о чем молодежь даже и не подозревала.

Петрусь Белодед стоял на посту. Было холодно, и он притопывал на одном месте в настывших сапогах.

Куприянович проходил мимо.

— Что, ноги зашлись?

— Ага.

— А травицы сухой положил в сапоги?

— Нет.

— Трава помогает. Так замерзнешь. Надо найти способ погреться.

— Кабы костерок… — заикнулся Петрусь.

— Что ты, что ты! — накинулся на него старик. — И не думай! Сумей без огня обойтись!

Старый охотник огляделся. В нескольких шагах по елкой высился большой муравейник, засыпанный снегом. Куприянович подошел к нему, разгреб муравейник ногой и сказал:

— Становись, парень, сюда: как на печке будешь!

И ушел.

Петрусь хотя и не очень доверчиво и смело, но всё-таки полез в середину развороченной муравьиной кучи и был очень удивлен, что старик сказал правду.