Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете

Радист поглощен работой. Ключ торопливо стучит. Будто передался ему лихорадочный озноб, сотрясающий мужчину. Его болезненное лицо с алым румянцем на скулах и темными кругами под глазами сосредоточенно. Мозг во власти пятизначных цифр, которыми испещрен лежащий под лампой листок. Рядом с ключом — пистолет. Под наушники в разноголосицу эфира просачивается приглушенный шум извне. Не поворачивая головы, радист спрашивает:

— Что ты там, Белина?

Дверь распахивается. Мужчина поворачивается. Хватает пистолет.

В дверях — Белина и сын. За ними — солдаты.

— Руки! — командует из-за женщины офицер. — Движение — и мы всадим в них!

Он вталкивает впереди себя в комнату женщину и мальчика.

Радист бросает пистолет. Поднимает руки. В наушниках, все еще прижатых скобкой к голове, писк и треск, сигналы далекой станции Центра...

В эти же минуты крытые автомашины останавливаются на улице Адольфа Гитлера у дома № 33. Здесь живет Александр Пеев. Несколько десятков солдат перекрывают все входы и выходы. В дом входит начальник отделения «А» Гешев.

— Чем обязан? — поднимается из-за стола адвокат.

От Гешева не ускользает движение руки Пеева — тот хочет втиснуть в стопу рукописей на столе какую-то книгу.

— Вы арестованы. Вот ордер.

— В чем дело? Одну минуту... — Пеев начинает собирать бумаги.

— Ничего не трогать! Отойти от стола! — Гешев поворачивается к сопровождающим его: — Приступить к обыску!

Гешев подходит к письменному столу. Берет в руки книгу — ту самую, которую хотел спрятать адвокат. Это повесть Алеко Константинова «Бай Ганю».

Пеев зябко передергивает плечами. Это движение тоже не ускользает от внимания начальника отделения «А».

Арестованного вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида, комната. Грязные, в потеках, стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола — привинченный к полу табурет. Обстановка знакомая: как адвокат, Пеев не раз бывал на свиданиях с подзащитными в таких вот кабинетах. Только вот вторая дверь... Это непривычно. Куда она ведет?..

За столом — следователь в военной форме, в чине штабс-капитана. У окна — еще двое. С одним Пеев, кажется, знаком: сам генерал Кочо Стоянов. Второй, полковник, мрачная личность — тяжелый взгляд из-под густых бровей, длинные, как у гориллы, руки...

— Прошу садиться, — приглашает генерал Стоянов.

Адвокат внимательно смотрит на него. Голос молодого генерала ровен, манеры сдержанны. Конечно, рисуется, позер, но, пожалуй, не садист и не наркоман. Правда, других Пеев здесь не знает. Но испитое, с оловянными глазами лицо следователя-капитана, спутанные брови и обезьяньи руки полковника... Стоянова же он видел в обществе. И теперь, несмотря на абсурдность этого чувства, испытывает к нему симпатию.

Он садится. Все молчат. Следователь поворачивает рефлектор лампы — и на Пеева падает яркий пучок света. Адвокат моргает. Полоса света отделяет его от остальных в комнате. Они как бы растушевываются в полумраке. Только голос Стоянова от темного окна:

— Кажется, я имею честь быть с вами знакомым, господин Пеев. Это поможет нам понять друг друга. Итак...

Арестованный молчит. Свет бьет прямо в глаза, выжимая слезы. Он опускает веки.

— Итак, прошу вас, ничего не утаивая, рассказать о своей деятельности.

Молчание.

— В данной ситуации молчать неразумно. — В голосе Стоянова лишь легкая насмешка. — О том, чем вы занимались до сегодняшнего дня, мы знаем. В частности, в этом нам неоценимо помогла обнаруженная на вашем столе книжка «Бай Ганю». Она служила кодом, не так ли? С ее помощью мы прочли и радиограмму, которую вы не успели расшифровать. — Генерал наблюдает, какое впечатление произвели его слова. Пеев побледнел. На виске напряженней запульсировала жилка. Значит, верно. — Итак, вы — руководитель тайной резидентуры. Вы работали на советскую военную разведку. Прошу не тратить времени на экскурсы в историю — к этому мы еще вернемся. Прежде всего нас интересуют состав группы, источники информации, шифр, цели, поставленные перед вами Москвой.

— Пожалуйста, отверните в сторону лампу.

— Извините. — Стоянов жестом приказывает капитану опустить рефлектор. Фигуры присутствующих снова объемно проступают на фоне зарешеченного окна и грязных стен.

— Цель передо мною стояла одна, — медленно выговаривает Александр Пеев. — Надеюсь, господа, вам известны строки:

— Хватит дурака валять! — рявкает полковник.

— Не надо горячиться, — сдерживает его Стоянов. — Если не ошибаюсь, это из Ивана Вазова... Продолжайте.

— К этим словам трудно что-нибудь добавить. Сердце болгарина, история нашей родины в прошлом и — я убежден — в будущем кровно слиты с Россией. Поэтому я сделал все, что мог, чтобы отвратить непоправимое.

— Что именно?

— Втянуть Болгарию в войну с Россией. И сделал все, чтобы помочь России победить фашистскую Германию.

— Дальше!

— Все. Я сказал все, что считал нужным. Больше не скажу ни слова.

— Вы уверены в этом?

Наступила пауза. Стоянов подошел вплотную к Пееву. Посмотрел на него в упор. Заложил руки за спину.

— Что ж, господин адвокат... — Он помедлил. — Прошу вас пройти туда. — Он кивнул на дверь в боковой стене, рядом со столом.

Пеев встал. Сейчас свет падал на лицо молодого генерала. И адвокат увидел, как помутнели глаза Стоянова и затрепетали ноздри. И он понял, что ошибся, когда испытал симпатию к этому человеку.

Полковник Недев открыл дверь и вошел первым. Александр Пеев — за ним. Кочо Стоянов на мгновение задержался. Стряхнул невидимые пылинки с обшлагов мундира, вздрагивающими пальцами поправил волосы на затылке.

— А вы пока займитесь радистом, — приказал он штабс-капитану и переступил порог.

Из темноты пахнуло запахом крови, смрадом и жаром раскаленного железа.

Радиста Емила Попова привести на допрос не смогли. Брошенный сразу после ареста в камеру, он разломал кружку для воды и перерезал себе на обеих руках вены. Попова отнесли в тюремный лазарет. Врач заверил, что арестант выживет. Но он потерял много крови и теперь был в глубоком беспамятстве.

Схваченные одновременно с Поповым и Пеевым их жены, железнодорожный рабочий Тодор Василев, писарь штаба военного округа Иван Владков и еще несколько человек, несмотря на допросы под пытками, отрицали свою причастность к подпольной организации.

Однако такая организация существовала. Об этом свидетельствовали те несколько радиограмм, которые удалось записать службе перехвата, а затем и расшифровать с помощью кодовой книги — повести «Бай Ганю». Ключом к расшифровке послужил листок, обнаруженный в момент ареста на столе Александра Пеева.