Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете

Мартин сграбастал девушку пухлыми руками. Грациэлла вывернулась, тряхнула головой:

— Охота была! Все равно нарисуете с одним глазом или с двумя головами!

— Это ж действительно так! — согласился художник. — Одна твоя головка — индейская статуэтка из Баракоа, а другая — голова мудреца и насмешника. А твои глаза — о! — когда я смотрю, то удивляюсь, как даже один умещается на твоей мордашке. Приходи в мою мансарду, и я выгоню вон всех своих натурщиц.

Грациэлла снова ускользнула от его рук.

— И не надейтесь, сеньор художник! Мне хватит одной головы и маловато одного глаза.

«Да она не так проста! — подумала Бланка. — Кто она в прошлом? Девчонка из рыбацкого поселка, пришедшая в город в поисках легкой жизни, или такой же осколок, как я?»

Толстяк глотнул из бутылки. Снова в его горле забулькало.

— Вот так рассуждают «массы», — вздохнул он. — Тогда выходи за меня замуж.

— А вдруг у нас родятся абстрактные дети?

— Ну, это совсем не так уж плохо. Реальные — куда опасней... — Мартин повернулся к Альдо, неторопливо оглядел Бланку. Громко спросил: — А это что за красотка? Пожалуй, в качестве натурщицы... Если без воинственных атрибутов...

— Уймись, — досадливо оборвал его писатель. — Ты годишься сеньорите Бланке в отцы.

— Не преувеличивай. В старшие братья... Ладно, пойдем тогда с тобой, старая песочница. Дома у меня кое-что есть в бутылочке.

— Мне нужно работать.

— Чушь! — Мартин подхватил старика под руку. — Ты расскажешь о своем будущем шедевре, а я покажу тебе мои — те самые, которые не хотят покупать эти подлецы. Пошли! Прощайте, серны!

Бланка смотрела им вслед. «Такие разные... И каждый несет в себе частицу творческого духа... Значит, есть в них что-то общее...» Она снова склонилась над блокнотом. У нее стало привычкой записывать мысли и образы, возникающие в голове. Ее увлекал сам процесс, формулирование обрывков мыслей. Иногда вереницы слов непроизвольно превращались в строки стихов. Вот и сейчас:

Грациэлла вымыла чашки, вытерла стойку, заглянула в блокнот:

— Письмо возлюбленному?

— Нет, — оторвалась Бланка. — Еще чашечку можно?

— Не жалко, деньги ваши... — Она кивнула на блокнот: — Меня не касается, у меня свои заботы. — Но тут же, как бы между прочим, спросила: — Вам нравится этот тип, шофер?

— Славный парень.

Грациэлла уперла кулаки в бока:

— Так вот, учтите — это мой парень.

— Желаю счастья! — примирительно сказала Бланка.

— То-то!.. «Славный»!.. Много тут всяких! — Она косилась на Бланку все еще с недоверием. — Сама знаю — славный или не славный! Если хотите знать, сеньорита, он ужасно грубый. Даже я вся в синяках, могу показать... А вы, видать, из богатых?

— Была...

Бланка вспомнила свой дом. Но это видение показалось ей неправдоподобным. Неужели был тот большой дом на Пятой авениде, и стояли перед ним пальмы, и седой слуга-негр Джон каждое утро приносил ей в комнату срезанные цветы, а его внучка Кетти одевала ее? Нет, ничего этого не было.

— Теперь я совсем небогатая.

— А когда были богатой, сколько имели туфель?

Бланка посмотрела на свой тупоносый ботинок, повертела ногой:

— Не знаю... Сколько хотела.

— Даже десять пар?

— Наверное, много больше... А теперь — вот! — Она подняла ногу. Ботинок был в пыли и белых ссадинах.

— И не жалеете?

— Жалею, — призналась она. — Но разве в туфлях счастье?

— Красивой женщине туфли не помешают, — не согласилась мулатка. — Гвоздики, а носок чтобы узенький-узенький! И конечно, если к туфлям все прочее: платья, а к платьям — чулки, а к чулкам... — Она мечтательно прикрыла глаза.

— Пламенный революционный привет, моя красавица! — прокричал невесть откуда появившийся Хуанито.

Бланка сразу узнала мальчишку-газетчика. Но он не обратил на нее внимания — восторженными глазами он смотрел на Грациэллу.

— Кофе и «Корону»!

— А у тебя хватит монет? — насмешливо спросила девушка.

Хуанито побренчал в кармане:

— Слышишь?

Грациэлла поставила перед ним чашку кофе и стакан воды.

— А сигару не получишь: мал еще.

— Да ты знаешь, кто я?

— Дрянной мальчишка.

— А ты... — Он набрался храбрости и выпалил: — Ты самая шикарная девчонка во всем Мирамаре! — Подпрыгнул и через стойку чмокнул ее в щеку.

— Как ты смеешь! — притворно возмутилась она, перегнулась и отвесила ему оплеуху.

— Подумаешь! — потер щеку Хуанито. — И совсем не больно! — Спохватился: — Ой, чуть не забыл! — Снял трубку телефона, набрал номер: — Хеллоу! Я — от Виолетты. Да, да!.. Нет, пока нет!.. Привет!

— От какой еще Виолетты? — потребовала Грациэлла, когда он повесил трубку. — Признавайся!

— Ревнуешь? Значит, любишь!.. Не могу, тайна!

— А ну-ка выкладывай!

— Честное революционное, не могу! Пусть меня разрежут на куски или живьем бросят к акулам!

Грациэлла разозлилась:

— Тогда катись прочь, сопляк! Тоже мне, детектив из Голливуда!

Подошел патруль: двое бойцов революционной армии, молодые парни с серьезными лицами.

— Документы! — сказал один из них и включил электрический фонарик.

— Она своя, — отрекомендовал Грациэллу Хуанито.

— Тебя не спрашивают, малыш, — сказал второй боец. — Марш спать!

Грациэлла зашуршала юбками, достала из внутреннего кармана «тархету» — листок плотной бумаги с фотографией и оттиском ее большого пальца: документ, который обязан иметь каждый человек на Кубе.

— Полюбуйтесь.

Боец внимательно прочел «тархету». Посмотрел на фото. Перевел взгляд на лицо девушки.

— Оригинал лучше? — насмешливо спросила она.

— Ваши документы, — повернулся боец к Бланке.

— Пожалуйста.

— Сеньорита! — узнал ее мальчуган. Подпрыгнул, прихлопнул ладонями по бедрам: — Это вы?

— Салуд! — откозырял боец.

— А почему не проверяете у меня?! — с обидой воскликнул Хуанито. — Проверьте! Я тоже — гражданин республики!

— Иди спать, — легонько щелкнул его по носу боец. — Твоя «тархета» у тебя на физиономии написана.

И патрульные, стуча подковками, неторопливо пошли вверх по улице.

— Эх, когда же я вырасту! — горько воскликнул газетчик. Но тут же снова подступил к Бланке: — А что вы делаете в данный момент в данном месте?

— Дежурю, мальчуган.

— Так вы милисиано в натуре? А как же Ма... — Он запнулся. — Разрешите, сеньорита, познакомиться с вами поближе!

— Полюбуйтесь на этого нахала! — притворно возмутилась Грациэлла. — Мне ты уже изменил? Одно сердце вдребезги, а теперь хочешь расколотить другое?

Но мальчик уже не обращал на нее внимания — его интересовала только Бланка.

— Разрешите вас проводить?

— В другой раз. — Она улыбнулась. Ее забавляла настойчивость этого бродяжки. — Прямо отсюда на рассвете я уезжаю.