Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня

Пользуясь минутой, когда Виллиго, задумавшись, окидывал последним взглядом догоравший костер, несчастный с мольбой протянул свои связанные руки к европейцам и сказал:

— Пощадите!.. Я не убивал Менуали…

И снова у Оливье невыносимо больно сжалось сердце.

Дундаруп сам был еще юноша; старый воин не дал бы себя так забрать и связать. Признание в убийстве Менуали было с его стороны пустой похвальбой в кругу своих, которую, на его беду, подслушал Черный Орел, ползком подкравшийся к лагерю дундарупов и давший самому себе клятву предать пытке убийцу племянника. Виллиго уже убил шестерых дундарупов, но тут у него явилась новая неотступная мысль: во что бы то ни стало овладеть убийцей. С этой целью Черный Орел стал подражать крику молодого кенгуру; дундаруп бросился на крик, а Черный Орел завлек его в лесную чащу и взял в плен.

И вот теперь, находясь в безнадежном положении, молодой Урива устремил умоляющий взгляд на европейцев, надеясь найти в них хотя бы каплю сострадания.

Но что они могли сделать? Оливье мрачно глядел в землю, проклиная свое бессилие. Вдруг в лесу, позади дерева, к которому был привязан дундаруп, послышались странные, нечеловеческие звуки. Виллиго, уже взявший в руки свой каменный нож, в изумлении остановился. Подняв глаза, он вдруг громко вскрикнул и кинулся ничком на траву, стараясь прикрыть голову травой и листьями и бормоча задыхающимся от страха голосом:

— Каракул!.. Каракул!.. Тирара матамое! (Приведение! Дух!.. Я погиб!.. Я проклят!..)

Оливье и его друзья тоже взглянули и увидали какую-то белую фигуру, двигавшуюся в кустах. Фигура произносила какие-то бессвязные слова. Удивленный граф хотел встать и подойти к фигуре, но Дик жестом удержал его на месте. Граф оглянулся, сосчитал товарищей и понял все.

Между тем Виллиго продолжал лежать ничком и кричать:

— Каракул!.. Каракул!..

А белое привидение двигалось вперед, крича все громче и громче.

Канадец и Кэрби беззвучно хохотали, взявшись за бока, и их веселость сообщилась графу. Пленник тоже завыл от ужаса и никак не мог успокоиться, хотя европейцы знаками показывали ему, что бояться нечего.

Привидение остановилось около пленника и кричало диким голосом на самом невозможном нагарнукском языке, пользуясь, вероятно, тем, что от привидений не требуют грамматических познаний:

— Но!.. Но!.. Инаро нара Менуали! (Я! Я! Я сам отомщу за Менуали).

Дундаруп завыл еще сильнее, умоляя о пощаде. Он испугался каракула больше, чем казни, от которой у него за несколько минут перед тем стыла кровь в жилах.

Комедия удалась вполне. Насчет Виллиго можно было не беспокоиться все время, покуда будет продолжаться этот адский гвалт. Кэрби от смеха катался по траве, Дик просто задыхался, только Оливье и Лоран были сдержаннее и спокойно ожидали, что будет дальше.

Что касается Джильпинга… Но дело в том, что его тут как раз не было. Именно он и исполнял роль каракула с таким замечательным для первого раза успехом. Покуда Виллиго вертелся волчком вокруг костра, Кэрби поговорил с будущим лордом Воанго, научил его нагарнукской фразе, и ученый геолог-миссионер решился взять на себя роль каракула. Он слазил в фуру, завернулся в простыню, отвинтил у кларнета рожок и, спрятавшись в лесу, начал дуть в него, приведя в ужас Виллиго и его пленника.

Однако продолжать шутку слишком долго было опасно. Пленник барахтался и мешал Джильпингу отвязать его. Тогда, чтобы его успокоить, Джильпинг вынужден был показать ему свое лицо. Дундаруп узнал его и от радости едва не лишился чувств. Джильпинг развязал его и знаком показал ему на лес. Урива сделал быстрый прыжок в сторону, но, прежде чем скрыться в лесу, повернулся лицом к европейцам, дотронулся правой рукой до земли, потом поднял ее к небу, наконец, протянул по направлению к европейцам и исчез в кустах.

Эта пантомима означала, что с этих пор дундаруп телом и душой будет принадлежать европейцам.

Джильпинг посвистел еще несколько минут в рожок кларнета, чтобы не дать Черному Орлу услышать шум в лесу, потом скинул с себя простыню и спокойно вернулся на свое место.

— Виллиго, — сказал тогда канадец, — каракул ушел.

— Правду ты говоришь, Тидана? — отозвался Виллиго, все еще не поднимая головы.

— Честное слово. Он исчез в облаке дыма и унес с собой Уриву. Он хотел сам отомстить за смерть Менуали, он ведь так и говорил. Это должно быть добрый, а не злой дух твоего семейства!

Эти слова успокоили нагарнука настолько, что он решился наконец поднять голову. Не видя больше привидения, он встал совсем. Ему и в голову не пришло заподозрить Джильпинга в коварной проделке; он чистосердечно поверил, что все было так, как ему сообщили.

На рассвете Черный Орел выбросил остатки от костра в Лебяжью реку, и маленький караван тронулся в путь.

Но охоту пришлось прекратить, потому что нужно было двигаться вперед с осторожностью, так как Виллиго получил известие, что у нагарнуков открылась война с соседним племенем — нирбоа.

Это известие очень не понравилось фермеру Кэрби, потому что его ферма стояла как раз на границе между обоими враждующими племенами и легко могла подвергнуться грабежу, особенно из-за его дружбы с нагарнуками. Находясь еще в Мельбурне, он отправил к себе на ферму обоз в десять фур с разными припасами и теперь опасался за участь обоза. Свои страхи он сообщил канадцу, прося его повлиять на Виллиго, чтобы тот ускорил движение каравана.

— В каких отношениях вы были с нирбоа до этого времени? — спросил Дик.

— В очень плохих. Первое время я с ними любезничал, дарил им ножи, поил водкой. Они вообразили, что это я плачу им дань, и сделались такими нахально-требовательными, что я стал гонять их с фермы. Теперь они мои враги.

— А ведь это с вашей стороны не очень благоразумно, хотя и понятно. Сколько у вас народу для защиты фермы?

— Во-первых, Анскотт, брат моей жены и вместе с тем мой управляющий, и затем семь человек американцев с Дальнего Запада, все испытанные, преданные друзья и товарищи. Кроме них есть еще один бывший каторжник, я его держу для ухода за лошадьми, он знает в них толк, так как был барышником в Девоншире.

— Вы в нем уверены?

— А кто его знает?! Впрочем, вел он себя до сих пор на ферме хорошо. Зовут его Олдхэм.

— Да! — протянул канадец. — Вот что я вам скажу: нужно как можно скорее ехать на ферму. Далеко ли до нее, как вы полагаете?

— Миль двадцать, я думаю. На беду, эта фура тащится так медленно.

— Слушайте, Кэрби, так нельзя оставлять. Нужно ехать скорее. Поедем с ними вперед на ферму. Может быть, мы все равно опоздаем, но по крайней мере сделаем все, что могли, и совесть наша будет спокойна. Остальные наши товарищи пусть остаются при фуре; их без нас достаточно для ее обороны.