Георгий Шилин - Приключения 1968

— Да. Рост сто семьдесят семь. Брюнет, глаза карие. На правой, щеке родинка.

Обрагон кивнул.

— Хорошо. Действуй.

Васкес круто повернулся. Обрагон успел увидеть, как лицо его расплылось в улыбке: «Пронесло!..»

Зазвонил телефон. Капитан снял трубку:

— Обрагон. Где?.. Сволочи!

Уполномоченный районного отдела безопасности сообщал: перед рассветом банда контрреволюционеров подожгла в кооперативе «Либертад» плантацию сахарного тростника. Убит дежуривший в поле крестьянин-милисиано. Куда скрылись бандиты — неизвестно…

Значит, начинается новое расследование, предстоит еще одна из бесчисленных схваток.

Капитан медленно положил телефонную трубку.

Солнце клонилось к заходу. Бланка уже несколько часов была в пути. За день она побывала в нескольких горных деревушках, затерявшихся меж кофейных плантаций, апельсиновых и лимонных садов, посадок ананаса и агавы. Беседовала с крестьянами в кооперативах, сделала записи на магнитофон на ферме, проинтервьюировала молодого администратора народного имения — парня, казалось, с навечно невыспавшимися глазами.

А теперь дорога вела все выше и выше в горы, и уже далеко внизу остались последние клочки обработанной земли. Их машина карабкалась по каменистой тропе с трудом — она не предназначалась для столь неблагоустроенных дорог. Это был маленький тупоносый автобус — «тонваген», специально оборудованный для звукозаписи. Кузов его, отделенный от кабины толстой стенкой, был превращен в салон с магнитофонами, пультом записи и диванами вдоль стен. Окна задернуты шелковыми занавесками, пол устлан пробковым матом — уютный подвижный домик, в котором можно и вести радиорепортажи и отдохнуть в дальнем пути. Но Бланка предпочла расположиться в кабине водителя, обдуваемой ветром, обдаваемой пылью, но зато не мешающей глазеть по сторонам. Теперь девушка с интересом смотрела, как тропа медленно уползает под машину, будто автобус неохотно пожирает ее.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Увидите, — коротко бросил, не поворачивая головы, Мануэль.

В дороге он стал удивительно молчаливым и даже не смотрел на свою попутчицу. Пыль припорошила его курчавую бороду. Вспотевшее лицо, как индейской татуировкой, было покрыто потеками грязи. Бланка заглянула в зеркальце над ветровым стеклом: лицо ее за день обгорело, волосы из рыжих стали пепельными: «Ничего себе, красотка!»

Горы расступились, и открылась лощинка. Она была распахана. Зеленый, уже наливающийся желтизной, стоял стеной сахарный тростник. Крутые склоны горы поросли кустарником и деревьями. В стороне виднелся одинокий крестьянский домик — бойо. Каменистая тропа обрывалась у края поля.

— Дальше дороги нет! — воскликнула Бланка.

Мануэль все так же молча остановил машину. Девушка выпрыгнула из кабины. Огляделась. Прислушалась.

— Как здесь красиво! Как тихо! Только цикады…

Она раскинула руки. Потом сложила ладони у рта и крикнула:

— Ого-го-го!..

Горы отозвались удаляющимся эхом.

— Слышишь? Они отвечают нам…

Мануэль неторопливо вышел из машины. Посмотрел на Бланку. Отвел глаза в сторону:

— Там, за полем, — обрыв. По дну — речка. А еще ниже — водопад.

— Откуда ты знаешь?

Шофер молчаливо пошел к краю поля. Девушка догнала его. Действительно, лощина круто обрывалась вниз, и там пенился водопад. Бланка пнула камешек. Он, подпрыгивая, покатился вниз, плюхнулся в воду.

— А с той стороны — пещеры, — показал Мануэль. — Во-он, видите? Маскировочка что надо!

— Ты здесь отдыхал?

— Я здесь воевал, сеньорита, — отчужденно сказал парень. Но все же начал рассказывать: — Три недели мы сидели в засаде в тех пещерах, поджидали карательный отряд. Дождались! Батистовцы не рассчитывали, что мы здесь. Они спустились к водопаду, столпились, начали искать брод. А мы как ударили! Но у них был миномет… Там, на склоне, две могилы — Хесуса и Джильберто…

Девушка оглянулась на него.

— Ты такой молодой, а у тебя уже такая большая жизнь!

— Ничего еще и не начинал. Только и умею стрелять и крутить баранку…

Голос Мануэля был совсем иным, чем ночью, на посту. И вообще за этот день Бланка начала менять мнение об этом парне, ставшем ее нежданным попутчиком. Не так уж он самодоволен и самоуверен. Наоборот. Он даже чем-то симпатичен ей.

— А что ты хочешь уметь? — спросила она.

— Ого! Все хочу. А больше всего — плавать на большом корабле за моря-океаны, в самые дальние страны. И чтоб возвращался, а меня встречали на берегу рыжая жена и сынишка — вот такой! — тоже рыжий…

Бланка насторожилась.

— Разворачивай. Дальше дороги нет.

— Жук бабочке не товарищ?

— Поехали!

Он подошел к ней, посмотрел прямо в лицо.

— Извини. Я не то хотел…

Бланка повела рукой.

— Зачем ты хочешь испортить эту красоту? Среди такой красоты все должно быть настоящее. За это ты и воевал.

Она глубоко вздохнула.

— А мне эти горы напоминают мой лагерь в Сьерра-Маэстре.

— Твой! Как же! — язвительно заметил Мануэль.

— Да, мой! Хоть этого теперь у меня не отнять! Мой лагерь был в Минас-дель-Фрио.

— Ого! — удивился парень. — Как раз там одно время стоял и наш отряд. Местечко — у черта на самых рогах. Дожди и жидкая глина по колено.

— Да, — грустно улыбнулась Бланка. — И мы жили там так, как до этого жили вы: под открытым небом, гамаки привязывали к соснам. И даже два раза забирались на пик Туркино.

Мануэль с интересом посмотрел на нее.

— Скажи ты! Что-то не верится… А как вы, сеньорита, вообще попали в горы?

«Какое ему дело?» — подумала она. Но почему-то ей захотелось рассказать этому грубому парню обо всем, что с ней произошло. Зачем?.. Этого она не знала. Просто нужно было рассказать.

— Когда умер отец, мать стала собираться в Бостон, а мои друзья готовили паспорта в Майами… Они настаивали, чтобы я тоже уехала. А я колебалась. Ужасов о революции я наслышалась. Но ведь я сама видела, как весь город ликовал, когда в Гавану вступили бородачи, а Батиста бежал. Я сама помнила, как солдаты Батисты расстреливали студентов… И я решила сама узнать, так ли действительно страшна революция… Я сказала друзьям: «Позвольте мне самой подумать и разобраться…»

— Сложная задачка!

Ее не остановил насмешливый тон Мануэля.

— Может быть, для тебя и легкая… Однажды я была дома, включила телевизор. Как раз выступал Фидель. Он говорил, что правительство объявляет новый набор в школы по подготовке учителей-добровольцев в горах Сьерра-Маэстры. И я решилась. Ведь учителя после подготовки должны будут рассказывать крестьянам о революции. А раз так, то нам-то уж должны разъяснить, что это такое! И я записалась.

— А дальше? — нетерпеливо спросил Мануэль..