Клайв Касслер - Саботажник

— Позвольте спросить прямо, детектив. У вас нет сведений о том, что позиции мистера Хеннеси пошатнулись?

— Категорически никаких.

Интерес в глазах Брукса погас.

— Конечно, — мрачно согласился он. — Хеннеси неуязвим уже три десятка лет.

— Но даже если он не…

— Если! Если! Если! Банковское дело не признает «если», мистер… — он сделал вид, будто смотрит на карточку Белла, чтобы вспомнить, как его зовут, — …мистер Белл. Банковское дело признает факты. Банкиры не строят предположений. Банкиры действуют на основе уверенности. А Хеннеси предполагает. Хеннеси действует вслепую.

— И однако, — спокойно возразил Белл, — вы говорите, что Хеннеси неуязвим.

— Он хитер.

Белл понял, что напрасно тратит время. Скрытные, нацеленные только на выгоду, такие банкиры, как этот, ничего не скажут незнакомцу.

Брукс резко встал. Он сверху вниз посмотрел на Белла и сказал:

— Откровенно говоря, я не понимаю, зачем мистеру Моргану терять время, отвечая на вопросы детектива. Наверно, это еще один пример его исключительной доброты.

— Мистер Морган не добр, — ответил Белл, сдерживая гнев и выпрямляясь во весь рост. — Мистер Морган умен. Он знает, что можно получить ценные сведения, выслушивая чужие вопросы. Именно поэтому мистер Морган ваш хозяин, а вы его лакей.

— Как вы смеете…

— Всего хорошего!

Белл вышел из банка Моргана, перешел улицу и отправился на следующую встречу.

Полчаса спустя он ушел и оттуда, и, если бы в ту минуту банкир высказался неосторожно, Белл разбил бы ему нос или просто пристрелил из своего «Дерринджера». Эта мысль вызвала у него печальную улыбку, и он остановился посреди запруженного людьми тротуара, думая, стоит ли идти на следующую встречу.

— У вас озадаченный вид.

Прямо перед ним стоял красивый темноволосый человек лет сорока с небольшим и смотрел на него с теплой озорной улыбкой. В дорогом пальто с меховым воротником и в ермолке — маленькой, круглой бархатной шапочке, говорящей о том, что этот человек исповедует иудаизм.

— Я действительно озадачен, — ответил Белл. — Кто вы, сэр?

— Меня зовут Эндрю Рубинофф. — Он протянул руку. — А вы Исаак Белл.

Удивленный, Белл спросил:

— Как вы меня узнали?

— Просто совпадение. Не то, что я вас узнал, а то, что увидел здесь. И вы казались озадаченным.

— Но как вы меня узнали?

— По фотографии.

У Белла вошло в привычку избегать фотографов. Он говорил Марион, детективу вредно, чтобы все знали его в лицо.

Рубинофф улыбнулся его затруднению.

— Не волнуйтесь. Фотографию я видел только на столе вашего отца.

— Ага. У вас дела с моим отцом.

Рубинофф неопределенно помахал рукой: и да, и нет.

— Иногда мы консультируемся.

— Вы банкир?

— Так говорят, — ответил тот. — На самом деле, когда я приехал из России в Нью-Йорк, нижний Ист-Сайд не произвел меня впечатления, поэтому я проехал на поезде через всю страну. В Сан-Франциско я открыл салун. Со временем я встретил красивую девушку, дочь банкира, а остальное — очень приятная история.

— У вас не найдется времени пообедать со мной? — спросил Исаак Белл. — Мне нужно поговорить с банкиром.

— Я договорился об обеде. Но мы можем выпить чаю в моей конторе.

Контора Рубиноффа оказалась за углом на Ректор-стрит; улицу перегородила полиция, чтобы можно было поднять большой рояль с фургона на пятый этаж, где были вынуты оконные рамы. Окно принадлежало Рубиноффу, и он, не обращая внимания на суматоху, провел Белла внутрь. Из зияющей дыры в стене вначале подул холодный ветер с Гудзона, потом под крики грузчиков показался раскачивающийся черный рояль. Пожилая секретарша солидного вида принесла высокие стаканы.

Белл объяснил свое дело.

— Вот оно что, — сказал Рубинофф. — Это вовсе не совпадение. Вы все равно пришли бы ко мне, после того как прочие указали бы вам на дверь. То, что я вас узнал, экономит время и избавляет от хлопот.

— Я благодарен вам за помощь, — сказал Белл. — У Моргана я ничего не узнал. Босс в отлучке.

— Банкиры — замкнутый клан, — заметил Рубинофф. — Они держатся друг друга. Хотя могут не любить других банкиров и не доверять им. Элегантные банкиры Бостона не любят грубоватых ньюйоркцев. Протестанты не доверяют немецким евреям. Немецкие евреи терпеть не могут русских евреев вроде меня. Неприязнь и недоверие правят миром. Но довольно философии. Что именно вы хотите узнать?

— Все соглашаются, что Осгуд Хеннеси неуязвим. Это правда?

— Спросите отца.

— Прошу прощения, сэр.

— Вы меня слышали, — строго ответил Рубинофф. — Вы отказываетесь от лучшего совета, какой вам могут дать банкиры Нью-Йорка. Спросите отца. Передайте ему привет от меня. Вот все, что вы услышите от Эндрю Рубиноффа по этому поводу. Я не знаю, неуязвим ли Хеннеси. До прошлого года знал бы, но я уже год не занимаюсь железными дорогами. Теперь мои деньги в автомобилях и в кино. Всего хорошего, Исаак.

Он встал и прошел к роялю.

— На дорожку, послушайте, как я играю.

Белл не хотел ехать в Бостон спрашивать совета у отца. Он хотел получить ответ от Рубиноффа немедленно, подозревая, что тот знает гораздо больше, чем признает. Он сказал:

— Грузчики только что ушли. Разве рояль не нужно вначале настроить?

— Мистер Мейсон и мистер Хемлин делают такие рояли, что требуется настраивать только после того, как их сбросят с Ниагарского водопада… Ваш отец, молодой Исаак. Поговорите с отцом.

Белл спустился в подземку, доехал до Центрального вокзала, телеграфировал отцу, что приедет, и сел в знаменитый экспресс «Белый поезд» Нью-Инглендских железных дорог. Он хорошо помнил этот поезд со студенческих дней, когда ездил им в Нью-Хейвен. Студенты называли сверкающий состав «Поезд-призрак».

Шесть часов спустя он вышел на новом Южном вокзале, гигантском, из розового камня храме, воздвигнутым могуществу железных дорог. Поднявшись на лифте на пятый этаж вокзала, Исаак зашел в бостонское отделение «Агентства Ван Дорна». Отец ответил на его телеграмму: «Надеюсь, ты сможешь побыть со мной». Когда он добрался до дома отца на Луисбург-сквер, шел уже десятый час.

Падрик Райли, пожилой дворецкий, который управлял домом Беллов, сколько Исаак себя помнил, открыл полированную входную дверь. Они тепло поздоровались.

— Отец за столом, — сказал Райли. — Он подумал, что вам не помешает поздний ужин.

— Умираю с голоду, — признался Белл. — Как он?

— Как всегда, — ответил Райли по обыкновению уклончиво.

Белл остановился на пороге гостиной.

— Пожелай мне удачи, — попросил он портрет матери. Потом расправил плечи и пошел в столовую, где с места во главе стола поднялась высокая, худая, как журавль, фигура. Отец. Они посмотрели в лицо друг другу.