Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

Колдовской огонь, мерцавший в глазах волка, чуть потускнел.

Какая-то смутная догадка промелькнула в голове Атувье. «Вожаку нравится, как я говорю! Он понимает меня», — обрадовался пастух и заговорил смелее, громче:

— Вожак, меня зовут Атувье. Я пасу оленей богача Вувувье. Это совсем плохой человек! Он жадный и хитрый, как россомаха. Вувувье каждый день обжирается мясом, а мы, его пастухи, часто ходим с пустыми желудками. Вувувье скрутил всех своим долговым чаутом. Он толстый и жирный, как лахтак, и скоро жир зальет его мозг.

Звери уже не рычали, они слушали его! Атувье совсем осмелел:

— Волки, я бедный пастух, и мне нечем откупиться от вас. Но если вы меня отпустите, я зарежу для вас десять оленей Вувувье! За этих оленей я должен буду пасти стадо еще две зимы, но я зарежу десять самых жирных… — Атувье замолчал, не зная, что говорить дальше. Волки, постояв немного, вдруг начали ходить кругами, не сводя с него глаз. У Атувье снова что-то затрепетало в груди, и страх, немного растаявший было, снова ледышкой вошел под сердце. А волки все ходили и ходили, сужая круг. Наконец вожак остановился напротив Атувье. «Сейчас он первым бросится на меня», — решил пастух и опять зажмурился. Ему вдруг стало все безразлично. Душа снова уходила из тела. Неожиданно сквозь затуманенное сознание ему послышалось, будто волки… уходят. Не веря в чудо, Атувье открыл глаза. Что это? Рядом с ним остались вожак и еще один волк, а остальных не было. Он невольно обернулся. Да, пятеро других волков уходили туда, откуда он гнал недавно оленей. Они шли по его следу. Скрипнул снег. Атувье вздрогнул, повернул голову, и волосы его снова зашевелились под малахаем: глухо рыча, на него наступали вожак и, оставшийся с ним волк. Атувье отшатнулся, загородил рукавом горло и бессвязно, торопливо забормотал:

— Вожак, я ничего не сделал! Это Вувувье! У меня нет ружья. У меня один нож.

Волки перестали рычать, но продолжали приближаться. Атувье невольно попятился, зацепил острым задником лапки за сугроб и упал. «Теперь не пощадят», — с ужасом подумал пастух. Но что это? Вожак схватил зубами подол его кухлянки и с силой потянул на себя. «Он хочет, чтобы я поднялся», — догадался Атувье и встал на ноги. И тут он вспомнил рассказы стариков о том, что волки раньше уводили за собой пастухов.

Словно догадавшись, о чем думал парень, вожак потянул его в ту сторону, куда ушли остальные пятеро. Второй волк стоял рядом и не мигая, завораживающе глядел в глаза изумленному Атувье. Словно во сне, Атувье развернулся, шагнул раз, потом еще… Вожак сразу разжал зубы, осклабился, всем своим видом словно одобряя и подбадривая пленника. И они пошли: впереди — вожак, за ним — Атувье, а сзади — молодой красивый волк.

«О, великий Кутх, ты видишь? Ты видишь, мудрый Кутх?! Они взяли меня в плен и ведут за собой. Значит, старики говорили правду о волках! Значит, они дьяволы! Или божества!» — мысленно обращался к прародителю Камчатки Атувье.

Вожак, словно опять подслушав, о чем говорит про себя пленник, остановился, повернулся к нему. Атувье испугался и поспешил сказать:

— Вожак, если ты и твои братья — божества, то я готов пасти ваших оленей. Я буду охотиться с вами. Я покоряюсь тебе и твоей стае, только не убивай меня.

Вожак понял его. Он пошел дальше по тропке, пробитой оленями и пятеркой волков.

Рано утром Киртагин с пастухами вышел на поиск пропавшего Атувье. Киртагин сам поднялся на «медвежий горб», но напрасно: за ночь снег надежно укрыл все следы.

До синих сумерек пастухи искали Атувье, обойдя ближние распадки, но парень словно улетел на небо. Напрасно они громко звали его и даже стреляли, тратя такие дорогие патроны. Таинственные, хмурые сопки молчали. Они, конечно, знали, что стало с Атувье, но молчали, закутавшись в белоснежные кухлянки и малахаи зимы…

Никто даже и не подумал, что Атувье мог заблудиться: ведь косяк-то вернулся в стадо, значит, и парень не мог далеко уйти. Он бы нашел дорогу обратно по своему же следу. Нет, с Атувье случилось несчастье. Но какое?..

Стадо уже почти пять десятков дней и ночей обитало на одном месте. Снег повсюду был вытоптан, изрыт копытами оленей, и ягеля стало совсем мало. Олешки начали худеть, и Киртагин еще два дня назад решил перекочевывать на новое место. Пастухи снимали капканы, чинили нарты, женщины выделывали шкуры. Сегодня как раз и намечалась перекочевка на новое место, но пропажа Атувье все нарушила. Вернувшись к вечеру, усталые, голодные пастухи сидели возле костра в большом чуме и ждали, когда сварится мясо: Киртагин велел забить своего молодого жирного оленя.

Огонь весело лизал темный, заросший слоем жира и сажи котел, а вокруг молча сидели хмурые, измученные долгой ходьбой пастухи, дымя трубками. В чуме было тихо — беда не любит шума. Только женщины, хлопотавшие с ужином, иногда перебрасывались словами, да и то почти шепотом. Даже детишки Ивтагина, четырехлетняя дочка и двухгодовалый сынишка, похожие на медвежат в своих меховых комбинезонах, и те сидели притихшие, словно мышки: дети тоже чуяли беду.

Пастухи курили трубки, уставившись на огонь, и каждый думал-гадал, что же все-таки случилось с Атувье. Убить его никто не мог. Уже много лет, как между родами установился мир, и кровь мести больше не проливалась в этих краях. Может, медведь-шатун подмял его под себя? Это возможно — ведь у Атувье нет ружья. Все собирался купить винчестер у Вувувье. Вон соболей и лисиц уже немного припас. А может, его задавил снег на склоне сопки? Такое тоже могло случиться. Если сорвется с вершины снежная река — никто не может спастись, если она догонит.

— Мы подождем Атувье здесь еще три дня и три ночи, — наконец сказал Киртагин и снял чаут, который все еще висел у него через плечо. — Если он не вернется через три дня и три ночи, тогда кочевать будем.

Пастухи уважительно посмотрели на старшего. Все-таки у Киртагина сердце не черный камень. Все помнили, как приехавший недавно Вувувье сильно ругал Киртагина за то, что тот долго велит держать стадо на одном месте, отчего олени становятся совсем худыми. Однако зря Вувувье ругался, совсем зря: ягеля пока и здесь хватало. А начни рано перекочевывать — сколько напрасно и времени, и сил потеряешь. Зимняя кочевка не летняя. Тяжелая кочевка. Глупый Вувувье знает, как торговать, и совсем оленного дела не знает. Эх-эх, нелегкая жизнь у того, кто беден…

— А может, Атувье кала заманил в сопки? — подал голос темный, глуповатый пастух Татко. — А, Киртагин?

Кала не летает, а ходит. Ты видел его следы? — усмехнулся Киртагин.

— Не-ет, — пробормотал Татко.

— Эй, Нутен, ты бросила корешков в котел? — спросил свою толстую краснощекую жену Киртагин, чтобы прекратить нехороший разговор. Тем более что пора было уже укладываться спать. А спать надо ложиться с легкой головой, чтобы дурной сон не приснился.