Альберт Иванов - Мир приключений 1986

Когда за очередной, наверное, стомиллионной на их пути поляной блеснуло голубое лезвие реки, Стас не то прохрипел, не то прокашлял:

— Пришли…

Не изображая больше неутомимых, Грауфф и Бурлака сбросили рюкзаки и тут же растянулись там, где стояли. Стас улегся под деревом, ноги закинул на свой рюкзак, а голову пристроил на корневище. Все трое лежали и молчали, наслаждаясь ощущением удивительной легкости в теле, сравнимой разве что с ощущением невесомости.

Полностью расслабившись, Стас каждой клеточкой впитывал благодатный кислород, который весело и горячо разносила по телу кровь, до этого стиснутая в сосудах перенапряженными мышцами. Постепенно на него опустились умиротворенность, покой, он погружался в свою расслабленность все глубже и глубже, пока не почувствовал, что подошел вплотную к невидимой двери, за которой — такой желанный и такой нужный сон. Сделав усилие, Стас приказал себе вернуться. Пошевелил рукой. Открыл глаза, сел. Его подопечные по–прежнему лежали с закрытыми глазами и блаженно сопели. Лица у них заострились, осунулись. У Грауффа борода начала расползаться по щекам седоватой щетиной. На лбу у завкосмопортом чернели потеки — видно, размазал грязными руками пот.

«Скотина ты, Кирсанов, — подумал Стас. — Тебе нехорошо, а на других отыгрываешься, зло срываешь. Не такие уж они, в конце концов, и браконьеры, их пригласили. А ты взялся проводить. Зачем теперь людям отдых портишь?»

Стас встал на ноги, и по спине прокатилась волна болезненной и в то же время истомно–приятной усталости.

Он рывком распустил узел на рюкзаке, запустил в него руку, извлек пакет с палаткой. Растягивать палатку в одиночку было неудобно, но Стас, поколебавшись секунду, решил дать своим подопечным отдохнуть. Вскоре на небольшом пригорке, за которым анторгский лес обрывался к реке, заколыхал оранжевыми стенами пятигранный шатер.

Стас хлопнул палатку по обвислому боку: «Что, стыдно в таком виде да среди этаких красот? Ну, ничего, сейчас мы тебя поправим». Он отыскал под днищем короткий шланг, с утолщения на конце снял крышку. К обратной стороне крышки была прикреплена кассета с таблетками. Стас достал одну, положил в шланг, плеснул на таблетку водой из фляги и завинтил крышку на место. Палатка вздрогнула и стала быстро раздуваться. Расправив последние морщины и складки, весело выгнулись двойные гексалоновые стены.

Откинув дверь, Стас опустился коленями на край надувного пола и с удовольствием огляделся. В палатке было не слишком просторно, она еще не успела проветриться, внутри слегка пахло сыростью и пластмассой, однако Стас чувствовал, что на душе стало легче. Нет, не потому, что теперь можно было укрыться от непогоды или опасности: прогноз на ближайшую неделю дали превосходный, а крупных хищников в лесу никто никогда не встречал. Стас подумал, что это, скорее, инстинктивная, от далеких предков унаследованная тяга к жилищу — пусть самому маленькому, самому утлому, но все же со стенами и крышей над головой.

— Вам помочь, Стас? — просунув в палатку лысую голову, осведомился завкосмопортом. — Сейчас я затащу вещи. А Глен тем временем приготовит поужинать.

Солнце окунуло в реку темно–красный бок, в лесу уже наступала ночь, но на поляне перед палаткой было светло и уютно. На расстеленном листе бумаги лежала горка бутербродов, фрукты. Бутерброды были свежими, фрукты — ароматными, а Стас продолжал испытывать скованность, мысль о запретной охоте подтачивала настроение въедливым червячком.

— На Фарголе мне однажды довелось охотиться на трекаба, — вспоминал, удобно облокотившись на полупустой рюкзак, Бурлака. — Вы видели трекаба, Стас?

— Только в учебных фильмах. — Перед глазами у Стаса всплыло жуткое существо, похожее на сросшихся по всей длине трех питонов на коротких когтистых лапах и с тигриными клыками в пасти. От отвращения Стаса передернуло.

— Вот–вот. Меня так же передернуло, и первым выстрелом я смазал. И вторым тоже.

— Далеко бил? — поинтересовался Грауфф.

— Да не то чтобы очень. Метров с шестидесяти. Из гладкоствольной дальше бесполезно. Вы знаете, Стас, у нас с Гленом принцип: охотиться только с охотничьими ружьями.

— Ас другими и нельзя, — буркнул Стас.

— Тю–у! Тоже скажете, нельзя. — Бурлака махнул рукой. — Сплошь и рядом палят из карабинов. Да что там карабинов — станнерами стреляют. Чтоб шкуру не попортить. Так вот, отдуплетился я, перезаряжаю, а трекаб на меня на своих крокодильих ножках как конь хороший несется. Едва успел я еще выстрелить, а он уже в пяти шагах. Конституция у меня, сами видите, не гимнастическая, но на дерево я взлетел, как молодой павиан. Уселся на ветку покрепче, вниз поглядел: там она, тварь эта трехглавая, стоит под деревом и на меня смотрит. А взгляд такой, что обнял я дерево, а в голове только одна мысль, как жилочка, бьется: умеют трекабы по деревьям лазать или нет?..

— А что ж не стреляли? — с любопытством спросил Стас.

— Так выронил я ружье со страху, — весело пояснил завкосмопортом. — И сумку, где рация была, тоже на земле бросил. Оно, пожалуй, и к лучшему, а то мог не успеть на дерево залезть.

Он снова замолчал, выбрал себе бутерброд и с преувеличенным аппетитом вгрызся в него зубами, явно добиваясь от слушателей вопроса.

Грауфф, чтобы подразнить приятеля, молчал, забавляясь его ораторскими хитростями. Но Стас клюнул, ему хотелось узнать, чем кончилось необычное приключение. К великому удовольствию Бурлаки, он спросил:

— Ну а что же потом?

— А потом, молодой человек, — Бурлака выкатил на Стаса глаза, — я двое суток провел на дереве, а трекаб под деревом. А когда я уже созрел, чтобы падать вниз, трекаб испустил дух. Оказалось, последним выстрелом я его все–таки зацепил…

Он убрал вдруг с лица драматическое выражение и расхохотался. Вместе с ним рассмеялись Стас и Глен Грауфф.

— Ну, слава богу, — похлопал Стаса по плечу Грауфф. — А я уж боялся, вы нас возненавидели навеки.

Стас почувствовал, что краснеет.

— Да что вы, право. При чем тут…

— Не надо, не надо, молодой человек. Я все понимаю. У вас свое дело, вы преданы ему. И правильно. Каждый должен любить свою работу, иначе он бесполезен, а часто и вреден. В молодости, когда позволяло здоровье, Виктор был штурманом фотонных кораблей, а я хирургом, и мы не верили, что сможем когда–либо полюбить другую работу. Но изменились обстоятельства, и сегодня любимое дело Виктора — обеспечивать внеземные колонии необходимыми грузами, мое — необходимыми людьми. А ваше любимое дело, Стас, — природа, окружающая среда, ее охрана, экология… Так?

— Так…

— И вот появляются два каких–то типа, перед которыми заискивает начальство, и требуют, чтобы их — без путевки, в нарушение всех правил — вели в заповедный лес убивать животных. Так?