Альберт Иванов - Великая тайна Хомы и Суслика

Однажды… Но начнём с самого начала.

Зимой было так много снега, и ручей весной набрал такую силу, что половодье затопило норы хомяка Хомы и его лучшего друга Суслика.

Пришлось переселиться к Зайцу в нору. Вообще-то у зайцев нор не бывает. Но эта ему от старого Барсука досталась. А сам Барсук, наверно, достался Волку. Вот и занял Заяц-толстун свободную нору по случаю.

Сперва Заяц очень обрадовался, когда вдруг заявились к нему под вечер Хома и Суслик. Он уже слышал о постигшей их беде.

— Я всю жизнь мечтал жить с друзьями вместе! — воскликнул он и пожаловался: — Вам, конечно, известно, что барсуки — немыслимые чистюли. А мне одному поддерживать чистоту в такой большой норе уже невмочь. Очень рассчитываю на вашу помощь.

Хома и Суслик обречённо переглянулись.

— Прошу, располагайтесь, — церемонно предложил Заяц-толстун.

Нора и впрямь была необыкновенно чистая. Ни соринки. У стены чинно стояли три веника и метла.

Суслик тутже на глазах изумлённого хозяина соорудил себе постель из трёх веников и прилёг отдохнуть.

Хома с сомнением поглядел на жёсткую метлу и направился к пышной постели Зайца. Она заманчиво пахла нежным покоем мягкого сена.

Заяц поспешно растопырил лапы, преграждая путь.

— Здесь я сплю, — жалобно сказал он.

— Знаю. Я себе немножко сенца возьму.

Заяц беспомощно опустил лапы.

Хома сгрёб охапку сена, прихватив добрую половину Заячьей постели, и отнёс в другой угол. За ним протянулась дорожка мелкой травяной шелухи.

Не говоря ни слова, Хома выдернул один веник из-под задремавшего Суслика. Заботливо смёл травяной сор в изголовье Заячьей постели. А затем вновь ловко вдел веник под Суслика.

Тот даже не шелохнулся. Он уже громко храпел.

— Намаялся бедняга, — пожалел Хома лучшего друга. — Его раньше меня затопило, — обернулся он к Зайцу.

— И он так всегда… храпит? — упавшим голосом спросил Заяц.

— Так? Что ты! Обычно он носом свистит во сне, — сказал Хома, удобно устраиваясь в своём углу. — Ужин можешь не готовить, — протяжно зевнул он, — мы так умаялись, не до этого. Не беспокойся, завтра мы своё живо наверстаем.

И закрыл глаза.

— Хома, а Хома, — шёпотом окликнул его Заяц, — а носом он сильно свистит?

— Смотря что приснится, — сонно ответил Хома, переворачиваясь на другой бок. — Самое страшное, когда он не свистит.

— П-почему? — перехватило у Зайца дыхание.

— Тогда ему либо Волк, либо Лиса снится.

— Ну и пусть. Чего такого? — отлегло на сердце у хозяина. — Лишь бы не свистел.

— Плохо ты его знаешь, — даже привстал Хома. — Если ему приснится Лиса, он вскакивает как очумелый и вопит: «Лиса-а!»

— А если… Волк? — вконец притих Заяц.

— Тогда он вскакивает и орёт: «Во-о-олк!»

— В хорошенькую компанию я попал, — пробормотал Заяц-толстун.

— И я так считаю, — доверчиво согласился Хома. — Втроём нам никто не страшен. Если Волк вдруг полезет нору разрывать, враз напугаем. Завоем втроём: «У-у-у-у!» — грозно взвыл Хома.

— Во-о-олк! — страшным голосом закричал вскочивший Суслик.

— Спи, дурашка, спи, — ласково сказал Хома.

Суслик постоял, покачиваясь, с закрытыми глазами и снова рухнул на веники.

Уши у Зайца встали дыбом. Он попытался их пригладить, но они упорно торчали, как рога.

— Слышишь? — кивнул Хома на спящего Суслика. — И не храпит, и не свистит. Сейчас начнётся.

— Лиса-а! — жутко вскричал вскочивший Суслик.

— Спи! — скомандовал Хома.

Суслик опять постоял, покачиваясь, с закрытыми глазами и снова рухнул.

— Ему лечиться надо, — мрачно сказал Заяц.

— Где? — хмыкнул Хома. — И у кого?.. Жизнь такая. Всюду жизнь, — пробормотал он, снова укладываясь. — И ты ложись. Больше Суслик не будет, — пообещал он. — Проверено. Два раза достаточно.

— И давно это у него началось? — поуспокоился Заяц.

Суслик тихо и мирно засвистел носом.

— Ты про свист? — спросил Хома.

— Я про Лису и Волка, — прилёг наконец и Заяц.

— Его недавно случайная кошка в роще напугала. С тех пор и кричит во сне то «Волк!», то «Лиса!»

— Странно…

— Ты тоже это заметил? — удивлённо сказал Хома. — А я думал, что только мне это странным кажется. Знаешь, у каждого свои причуды. У всех.

— У меня их нет, — буркнул Заяц-толстун.

— Не рассказывай сказки.

— Какие сказки? Я ни одной не знаю, — возразил Заяц. — И никаких причуд у меня нет. Ну, назови хоть одну! — потребовал он. Вероятно, на правах хозяина.

— Целых две могу с ходу назвать. Зайцы в норах не живут, а ты живёшь.

— Где же две-то? — насупился Заяц-толстун.

— Первая — зайцы не живут в норах. Вторая — а ты живёшь. Мало? Могу и третью твою причуду назвать.

— Третьей ты от меня не дождёшься, — оскорбился Заяц.

— По ночам все спят, а ты болтаешь, — уже засыпая, проворчал Хома, — другим спать не даёшь…

Промолчал Заяц. С Хомой лучше не спорить. Положил Заяц одно ухо под голову, другим — глаза прикрыл.

И всё равно не спится. Суслик носом во сне свистит. А вдруг опять перестанет?.. Мало ли что Хома за него, Суслика, пообещал!

Хома внезапно сел на постели.

— Ты чего? — поднял голову Заяц. Хоть глаза ухом прикрыты, а всё видит.

— На новом месте всегда не спится, — загрустил Хома. — Дома лучше. Конечно, ты красиво сказал о жизни с друзьями. Но ты не прав.

— Не прав, — мигом согласился Заяц-толстун. — Ты прав, что я не прав. Твоя правда.

— Моя или твоя, — вновь решительно лёг Хома, — а спать надо. Завтра трудный день. Нам с Сусликом надо две новые норы вырыть. Повыше и посуше. Дел невпроворот. Думаю, недели за две управимся.

И Хома тоже сладко захрапел, как Суслик вначале.

«Две недели?!» — ужаснулся про себя Заяц-толстун.

Развесив уши, он послушал-послушал густой храп Хомы и переливчатый свист Суслика, встал и тихонько, на цыпочках, вышел из норы.

Утром взглянули на хозяина Хома и Суслик. И поразились. Был Заяц-толстун, а стал Заяц-тощун. Куда что делось!

— Что с тобой? — испугались друзья. — Приснилось страшное?

— Не очень. Приснилось, что я всю ночь работал, — криво улыбнулся Заяц. — Копал всю ночь.

— Весёленькое дело, — покрутил головой Суслик. — А мне всю ночь снились…

— Не надо, — в один голос сказали Хома и Заяц.

А какой обильный завтрак им Заяц приготовил: сочная морковь, свежая капуста, очищенные орехи!

Хома и Суслик с трудом отвалились от стола, поглаживая животы.