Сергей Гусев - Лодка за краем мира

– Еще немного, и оно бы рухнуло прямо на нас! – воскликнула Эмма.

– Я понял – нельзя стоять на месте. Лес управляется нашими страхами, и как только мы начинаем бояться чего-то, он тут же реализует этот страх. Это усилитель страха, нас просто раздавливает им. Правда, не знаю основная ли это его функция?

– Когда я была тут в прошлый раз, я потеряла сознание от злости, и те трое едва смогли меня скрутить. И сейчас я чувствую, что это может повториться опять, – сказала она, – Меня просто перекручивает изнутри, и я сама не понимаю отчего.

– Потерпи чуть-чуть, – Макс взял ее ладонь, – Мне тоже тяжело… Я чувствую, что тяжелый, неподъемный груз упал на меня внутри. Но надо стерпеть, мы уже у самого Зеркала, еще немножко, совсем немножко.

Однако, с каждой минутой Эмма замедляла шаг, наконец, нахмурившись, остановилась, и выдернула руку. Макс подхватил ее за локоть и почти поволок дальше.

– Нет, нет, выпусти меня! Я не пойду, ты разве не понимаешь…, – вырываясь, она царапала его, раздирая ногтями кожу, – Я не хочу туда! Отпусти меня!

Макс крепко обхватил девушку за плечи, удерживая ее неистовые порывы.

– Ну, ты что… Тише, тише, – бормотал он.

– Пусти, пусти!… – Эмма не унималась, – Я не пойду!

Внезапно молодой человек выпустил ее, и она опустилась на землю, отвернувшись и уткнув лицо себе в колени. Макса захлестнула волна горечи и безнадежности.

– Эмма, – прошептал он, – Ты мне нужна, чтобы я дошел. Либо мы дойдем вместе, либо все было напрасно…

Она тяжело подняла голову, глубоко вздохнула и протянула руку.

– Тогда помоги мне подняться.

– Пойдем…

Едва он сжал ее ладонь, пространство накатило волной, искривляя мир вокруг. Время скакнуло, сократив расстояние. Линия дорожки свернулась в зеркальную площадку, окружающую зиккурат.

Все закончилось так быстро, что они и сами не успели понять, как оказались у подножия черной стелы, нависающей над ними. Там, высоко, на вершине строения, крутящееся веретено сгустка энергии совершало свой величественный круг. Воздух почти дрожал от напряжения втекающих в пирамиду невидимых человеческому глазу струй энергии с вершин деревьев. Веретено пульсировало, сокращаясь в такт колебаниям стволов.

– Мы уже здесь…Но как! До него было так далеко! – с искренним удивлением выпалила она.

– Расстояние, как и все остальное здесь, – условность. Кажется, так: мы хотели прийти – и пришли…, – он тяжело перевел дух.

Теперь каждое движение, каждое слово давалось с чудовищным усилием. Так, будто притяжение планеты увеличилась в несколько раз, и воздух стал похож на жидкую патоку, переставшую быть газом. Давило в груди, хотелось лечь, распластаться тут же у подножия и перестать двигаться, сберегая драгоценные глотки воздуха лишь для того, чтобы остаться в живых.

– Что ты хочешь делать? – спросила Эмма, хватая губами липкий воздух. Пустая звенящая пустота в голове раздавливала, не позволяя ни о чем думать.

– Граната, надо найти ее, – мысль была на удивление проста, – Да, это совсем просто. Только где она?

Он присел, сбросив мешок на землю, спина откликнулась тупой ноющей болью в пояснице. Еще и это,… дьявол…, – ругнулся он про себя, – где эта чертова граната? Как там говорил мичман? Найди кольцо, выдерни, задержи дыхание, досчитай до двух… или до трех? Не помню, черт… Ладно, до двух,… и потом бросай. Ага, вот рукоять… длинная деревянная рукоять. Кольцо, да где же оно? Наверное, вот это? Он схватил за металлический диск, защелка мягко щелкнула в его руках… как неожиданно просто…бросать…он размахнулся и швырнул гранату на вершину пирамиды.

Сейчас будет взрыв! Где там Эмма? – пронеслась в голове мысль. – Вниз…вниз!… – он толкнул ее, бросая на землю, и, увидев, что она упала, свалился сам.

Гранат описала параболу, замедлила свое движение у веретена, почти коснувшись поверхности. Веретено завибрировало, каменное основание постамента задрожало, передавая вибрацию в землю. В тело Макса ударила волна, земля всколыхнулось, как от мощного подземного удара.

Лес качнулся в едином пароксизме, мир стал тяжел, как густая патока, секунды превратились в года, сантиметры казались тысячами миль непреодолимой дистанции. Ему чудилось, что его расплющило, пригвоздило гигантским прессом и вот-вот раздавит, не оставив от него и следа.

Он сумел повернуть голову и боковым зрением разглядел, как граната влетает, нет, скорее, вползает во чрево веретенообразного зеркала. Как оно изгибается, принимая приношение… Взрыв…взрыв… должен быть взрыв… Но в мертвой тишине зеркало качнулось, и расправилось. Мельница Зла выстояла.

Раскаленная волна пронеслась над лесом, обжигая до костей, высушивая дотла одежду. Губы тут же потрескались, словно от длинного перехода через пустыню. В голове загудело, как от близкого удара в гонг.

Воду… пить…Черные точки разом побежали, как будто кто-то открыл дверь в муравейник, выпустив насекомых… В ушах звенело раскатом удара. Не взорвалась! Молоточком застучало в голове… поздно… Макс раскрыл глаза… перед ним в истлевшем до черноты полотняном мешке лежали три пирамиды. Гранат больше нет, стрелять из револьвера в пустоту… не поможет.

Он протянул руку. Пирамиды, посредники между мирами… Значит, они детали этого механизма, а если это так, значит они могут остановить и сам механизм! Мысль была проста и казалось такой идеальной, что ему стало холодно. Он отбросил окровавленными пальцами прогоревшие остатки мешка. Раскаленные кристаллы больно жгли кожу, вздымая тонкие искорки огня внутри.

Земля или я… Возвращение или Мельница…где Эмма…жива ли она?

Чем соединить их все? Тряпица подойдет. Прицел размах, глубокая дуга… пневмоудар, как от лопнувшего детского шарика.

И звон рассыпающегося зеркального стекла, клокочущий вой пара, выходящего в тонкое отверстие.

И темнота…И, вдруг, огромное облегчение, воздух врывающийся в легкие. И треск обрушивающихся в темноте стволов. И тонкий светлячок огонька там, впереди. Он ползет, ища ее – жива, кажется, жива!

– Ты остановил ее? – чуть слышен ее шепот

– Да… Мельницы Зла больше нет…

Дорога к светлячку заняла вечность. Мир был пуст и никчемен, мир был первозданен. В нем еще не было места ни для звука, ни для света. Время и материя свернулись в плоскость, и все, что он мог делать – это идти по ней в никуда, надеясь, что там, у края плоскости, есть что-то кроме пустоты.

Порой ему мерещилось, что он просто стоит на месте, и светлячок впереди – лишь остаток его собственной жизни. Маячок, теплившийся в светлом пятнышке, – его душа, покинувшая тело. И тогда он слушал звук ее сердца, бившегося у его груди. Она дышала, она была, она существовала, и значит, был и он, и он делал следующий шаг.