Брэм Стокер - Леди в саване

В результате размышлений я невольно увидел поразительное подобие случая с моей гостьей и обстоятельств, соединяемых в традиционных и суеверных представлениях с такими существами, которые, скорее, не перешли в мир мертвых, чем остались в мире живых, — они все еще ходят по земле, хотя им место среди мертвецов. К таким существам относится, например, вампир, или вервольф. К этому же разряду существ можно отнести и доппельгенгера, который одной из своих двойственных сущностей обычно пребывает в реальном мире. Это также обитатели астрального мира. В каждом случае необходима материальная оболочка, которая создается единожды или же многократно. И неважно, то ли уже созданная материальная оболочка принимает бесплотную душу, то ли непривязанная душа получает тело, сотворенное для нее либо вокруг нее; или, опять же, тело мертвого человека может обрести подобие живого посредством некоего дьявольского стимулирования в определенный момент, посредством унаследованной способности, а также вследствие пагубного пристрастия к использованию магической силы в прошлом. В каждом случае итог будет один и тот же, пусть пути достижения его окажутся очень разными: это будут душа и тело, связанные не гармонией, но сведенные вместе ради странных целей посредством странных приемов силами еще более странными.

В процессе исключения менее вероятного я пришел к выводу, что жуткая разновидность этих существ, наиболее соответствовавшая моему случаю и походившая на мою фантастическую гостью, являлась разновидностью вампиров. Двойники, астральные сущности и им подобные не подходили к моему случаю. Вервольфы — всего лишь вариант вампиров, и поэтому их не следует рассматривать как отдельный класс и вообще принимать здесь во внимание. А при таком взгляде на вещи Леди в саване (так я мысленно называл ее) начинала обретать новую значимость.

Библиотека тети Джанет оказалась очень полезной мне в этом смысле, и я с жадностью набросился на нее. В глубине души я противился проведению такого дознания и не хотел его продолжать. Но в данных обстоятельствах мне не оставалось ничего другого. Отмети я мои подозрения, их место поспешили бы занять новые подозрения и домыслы. Все было бы как в евангельской истории про семерых дьяволов, заменивших одного изгнанного. [93] См.: Лк. 11:23–26. С подозрениями я бы совладал. С домыслами я бы справился. Но подозрения и домыслы, соединяясь, делались столь чудовищной мукой для меня, что я был вынужден хвататься за любые посвященные этой тайне тексты, которые могли бы что-то прояснить мне. Таким образом я пришел к тому, что в качестве рабочей гипотезы принял гипотезу о вампире — принял, по крайней мере, чтобы проанализировать ее настолько беспристрастно, насколько это было в моих силах. Шли дни, и мое убеждение крепло. Чем больше я читал об этом предмете, тем больше находил прямых подтверждений сделанному выводу. Чем больше я размышлял, тем упорнее держался моего вывода.

Я вновь и вновь перелистывал книги тети Джанет в поисках чего-нибудь, что опровергло бы мое заключение, но тщетно. И однако, каким бы крепким ни было мое убеждение, всякую минуту ко мне подкрадывались сомнения, поэтому я пребывал в состоянии изнуряющей неопределенности.

Свидетельства, подтверждающие соответствие моего случая теории о вампирах, вкратце были таковы:

она появилась ночью, а это время, когда, согласно преданию, вампиры могут свободно передвигаться;

на ней был саван как следствие того, что она недавно вышла из могилы или гробницы; нет никаких неясностей в отношении одеяния, когда оно не имеет астральной или подобной природы;

ей потребовалась помощь, чтобы попасть в мою комнату, а это строго соответствует «этикету вампиров», как выразился один скептически настроенный критик оккультизма;

она чудовищно торопилась покинуть мою комнату после того, как прокричал петух;

она была противоестественно холодной; ее сон был почти аномально глубоким, и, однако, она расслышала во сне петушиный крик.

Все это показывало, что она подчинялась тем же законам — пусть и не столь безоговорочно, — которые управляют людьми. Учитывая тяжелый опыт, который она должна была узнать, живучесть ее представала, вместе с тем, сверхчеловеческой; иными словами, она была способна пережить опыт обычного погребения. Опять же, ее упорство под гнетом некой определенной цели, ее леденяще холодный и мокрый саван, закутавшись в который она вновь ушла в ночь, едва ли вязались с поведением и образом женщины в мире живых.

Но если так, если она действительно была вампиром, нет ли чего-то, чем бы это ни было, что держит в подчинении подобных существ и что тем или иным способом можно заклясть? Найти такой способ — следующая моя задача. Потому что я в действительности изнемогаю от желания увидеть ее вновь. Никогда и никто так глубоко не волновал меня. Откуда бы она ни пришла, с небес или из ада, из неведомого края земли или из могилы, не имеет значения; я сделаю все, чтобы вернуть ее к жизни, чтобы вернуть ей покой. Если она на самом деле вампир, мне предстоят долгие и тяжкие усилия; если нет, если она всего лишь стала жертвой обстоятельств и поэтому производит такое впечатление, моя задача будет проще, а результат моих усилий принесет больше радости. Но не может быть радости большей, чем возродить потерянную — или кажущуюся потерянной — душу женщины, которую вы любите! Вот, вот наконец она — правда! Думаю, я ее полюбил. А если так, то слишком поздно противиться этому. Я могу только ждать, насколько хватит терпения, ждать новой встречи с ней. Но тут я ничего не способен сделать. Я абсолютно ничего не знаю о ней — даже ее имени. Одно остается мне — терпение!

апреля 16-го, 1907

Единственное, что умеряет мою одержимость Леди в саване, так это тревожное положение дел в стране, где я поселился. Несомненно, здесь что-то затевается, что от меня скрывают. Горцы взбудоражены и позабыли покой: бродят всюду поодиночке или группами, собираются в странных местах. Так бывало, я догадываюсь, и в прежние времена, когда назревали столкновения со строившими козни турками, греками, австрийцами, итальянцами, русскими. Происходящее затрагивает мои жизненные интересы, ведь я давно уже решил, что свяжу свою судьбу с Синегорией. Ждут меня радости или горести, но я намерен остаться здесь. J’y suis, j’y reste . [94] Где нахожусь, там остаюсь (фр.). А значит, жребий синегорцев — это мой жребий, и ни Турция, ни Греция, Австрия, Италия, Россия, ни Франция, ни Германия, ни смертный, ни сам Господь, ни дьявол не заставят меня отступить от принятого решения. Я заодно с этими патриотами! Хотя вначале мне было трудно поладить с ними — с людьми как таковыми. Они немыслимо горды, и вначале я опасался, что они даже не удостоят меня чести считаться одним из них! Тем не менее жизнь идет и меняется независимо от изначальных трудностей какого-то ее этапа. Ничего! Когда оглядываешься на что-то достигнутое, первые усилия стираются в памяти, а если и нет, то не так уж это и важно.