Брэм Стокер - Леди в саване

Вчера до меня дошел слух, что поблизости от замка после полудня должна была состояться большая сходка, и я отправился туда. Думаю, удача была со мной. И если это можно счесть за доказательство, то скажу, что я был воодушевлен и удовлетворен, когда покидал собравшихся. Ясновидица тетя Джанет отчасти утешила меня, но одновременно в какой-то мере и смутила мрачностью своих предсказаний. Когда я желал ей спокойной ночи, она попросила меня наклонить голову. Я повиновался, и она положила руки мне на голову и провела ими до самого моего затылка. Я слышал, как она пробормотала:

— Странно! Ничего нет, но я могу поклясться, что видела ее!

Я попросил у нее объяснений, но она не добавила ни полслова. Она вдруг заупрямилась и наотрез отказалась продолжать разговор на эту тему. Ни встревоженной, ни печальной она не казалась, поэтому у меня не было повода самому обеспокоиться. Я промолчал; поживем — увидим. Большинство тайн со временем раскрывается, или они исчезают. Но теперь о сходке, пока не забыл…

Когда я вступил в круг горцев, я подумал, что они обрадовались, увидев меня, хотя некоторые смотрели враждебно, были и не очень довольные лица. Впрочем, полное единодушие — редкая вещь. В действительности оно недостижимо, а в свободном сообществе людей оно даже совсем нежелательно. Если проявляется единодушие, то собравшимся недостает индивидуальности, необходимой для достижения реального согласия во мнениях, которое есть гармония истинного единства целей. Вначале собравшиеся были сдержанны, замкнуты. Но постепенно они оживились, и после нескольких пламенных ораторов попросили выступить и меня. По счастью, я начал изучать балканский язык сразу же, как только содержание завещания дяди Роджера стало мне известным, и поскольку я способен к языкам и имею большую языковую практику, вскоре я уже в какой-то мере овладел им. Потом, я живу здесь не первую неделю, у меня есть возможность ежедневно разговаривать с местными жителями; я научился понимать интонацию, улавливать окончания слов: в общем, я довольно легко заговорил на этом языке. Я понял каждое слово, сказанное на собрании до меня, и когда произносил свою речь, то видел, что собравшиеся меня тоже понимали. Подобный опыт в какой-то мере и до какой-то степени знаком любому оратору. И он инстинктом чует, с ним ли его слушатели; если они откликаются на его речь, значит, они, несомненно, его понимают. Вчера вечером это было совершенно очевидно. Я чувствовал это на протяжении всего своего выступления. А когда осознал, что люди абсолютно разделяли мои взгляды, я посвятил их в свои личные планы. То был момент зарождения взаимного доверия; поэтому в заключение я сказал, что пришел к такому выводу: главное, что им требуется для защиты, безопасности и объединения их народа, — это оружие, оружие новейшего образца. Здесь они прервали меня энергичными возгласами одобрения, которые столь меня ободрили, что я, вопреки намерениям, сделал рискованное заявление:

— Я говорю про безопасность и объединение нашей страны, ведь я приехал, чтобы жить среди вас. Мой дом здесь — пока я жив. Я с вами душой и сердцем. Я буду жить среди вас, сражаться плечом к плечу с вами и, если потребуется, умру вместе с вами!

При этих моих словах раздались оглушительные крики, и самые молодые участники собрания вскинули ружья, чтобы произвести салют по обыкновению синегорцев. Однако в тот же миг владыка [95] Владыка — высшее должностное лицо в Синегории. Своего рода наследник прежних князей-епископов, одно время правивших государством. Постепенно система власти изменилась, но должностные обязанности — правда, уже без личной прерогативы — остались. В настоящее время народом управляет Совет. Церковь (разумеется, православную Церковь) возглавляет архиепископ, под чьим контролем находится вся духовная жизнь в стране и деятельность всех духовных организаций. Связующим звеном между этими двумя — и весьма независимыми учреждениями — выступает владыка, ex officio (по должности — лат.) член национального Совета. По обычаю он не принимает участия в голосовании, но считается независимым советником и доверенным лицом обеих сторон, представляющих власть в стране. (Примеч. автора). поднял руки, призывая их остановиться. В наступившей сразу тишине он заговорил, вначале резко, а затем обнаружил красноречие, пронизанное одной неотступной мыслью. Слова его звучали у меня в ушах долго после того, как сходка завершилась, я помню их и сейчас, когда уже многое обдумал.

— Тише! — прогремел он. — Не нужно наполнять эхом лес и горы в это страшное для нашей страны время, когда мы удручены грозящей нам опасностью. Вспомните, ведь эта сходка проводится тайно, так чтобы о ней не поползли слухи. Разве для того все вы, отважные мужи Синегории, пробирались сюда через лес подобно теням, чтобы кто-то из вас бездумно открыл врагам наш секретный план? Грохот ваших ружей, несомненно, достигнет ушей тех, кто желает нам зла и старается навредить нам. Соотечественники, разве вы не знаете, что турки вновь грозят нам бедой? Шпионы преодолели оцепенение, охватившее их, когда замысленное против нашей Тьюты вызвало у наших горцев такой гнев, что пограничные заставы турок были сметены огнем и мечом. Больше того, где-то среди нас есть предатель, или же чья-то неосмотрительность и беспечность служат вражеской цели. Кое-какие наши нужды и приготовления, которые мы старались держать в секрете, обнаружились. Прислужники турок у наших границ; возможно, кто-то из них миновал наши посты и проник, неузнанный, в наши ряды. Поэтому нам следует быть вдвойне осторожными. Поверьте мне, я, так же как и вы, мои братья, исполнен любви к благородному англичанину, который появился на нашей земле, чтобы делить с нами наши горести и наши устремления, и я думаю, это к счастью для нас. Мы все едины в желании воздать ему должное, но негоже оказывать ему почести, навлекая на всех нас беду. Братья мои, наш новый брат прибыл к нам от великого народа, единственного среди всех народов, настроенного к нам дружески и уже оказывавшего нам поддержку, когда она была нам жизненно необходима, — он прибыл из могущественной Британии, всегда выступавшей за дело свободы. Мы, синегорцы, хорошо узнали эту страну, когда она, вооружившись, встретилась лицом к лицу с нашими врагами. И вот он, ее сын и теперь наш брат, в пору наших бед готов служить нам рукой гиганта и сердцем льва. Позже, когда нас не будет окружать опасность, когда тишина не будет необходима нам как наша защита, мы выкажем ему гостеприимство так, как это принято в нашей земле. Но дотоле пусть верит — и он поверит, ведь он великодушен, — что любовь, благодарность и радушие наши мы не вправе выражать громогласно. Время придет, и в его честь прогремит салют не только ружейный, но из пушек, зазвонят в колокола, и свободный народ в один голос будет приветствовать его. Но сейчас мы должны быть благоразумны и хранить молчание, потому что турки вновь у наших границ. Увы, прежнего повода для них уже не найдется, потому что той, чья красота, благородство, чье место в нашей земле и в наших сердцах соблазнили их на обман и насилие, уже нет среди нас, и она не может даже разделить с нами нашу тревогу.