Икста Мюррей - Золото Монтесумы

— Что это?

Пятно света упало на длинный стол, где старинная астролябия и высокие хрустальные флаконы тускло поблескивали между приборами неизвестного назначения, снабженными множеством изогнутых трубок. У противоположной стены помещения темнела громадная пасть камина, перед ней помещался столик на изящных выгнутых ножках и кресло со сгнившей от ветхости кожаной обивкой, свисающей с него лоскутами. Старинная книга в золоченом переплете с перламутровой инкрустацией лежала на том месте, где когда-то сидящий за столиком читатель переворачивал ее страницы. В левом углу перед дверью и зеркалом возвышалась массивная бронзовая подставка с очень большой и толстой свечой. Справа от камина стояла железная печурка. Перед ней виднелись три огромных, обитых кожей сундука с эзотерическими символами на крышках.

— Похоже, здесь никто еще не бывал… — взволнованно прошептал Эрик.

— Да, а прошло столько веков. Почему же это подземелье за столь продолжительное время так и не обнаружили?

— Такое часто случается. Реставраторы и музейные работники ревностно охраняют старину и не позволяют проводить раскопки в подобных местах. В 1903 году один немецкий археолог, проводивший раскопки в Гизе, обнаружил в пирамиде секретную дверь, и ученые до сих пор не знают, что за ней находится.

Эрик повел факелом влево, и мы ахнули от неожиданности. Яркий свет выхватил из темноты отполированный до белизны череп со вставленными в глазницы рубинами, челюстями с изумрудными зубами, оскалившимися в безумном хохоте.

— А ведь когда-то эта голова принадлежала человеку, — дрожащим голосом заметила я.

— Да, а теперь она — смертное ложе для книг.

На полке рядом с черепом мы увидели обгрызенные крысами корешки книги «Божий град» святого Августина Гилионского и зачитанный экземпляр «Учения о воздействии звезд на земной мир и человека» Коперника, лежащие на тазовых костях скелета, инкрустированных эбонитовым деревом и серебром — своеобразное напоминание о смерти. В этих предметах, как и в орнаментированном скальпе, мы сразу узнали образцы древнего искусства ацтеков.

— Это средневековая лаборатория алхимика, — сдавленным голосом пояснил Эрик. — Видишь? Мензурки, специальная посуда. Взгляни на эти фолианты.

— Да, вот «Оккультное учение» Гипатия Александрийского.

— Эти кости из Америки. — Эрик с явно опасливым выражением осмотрел свой факел. — У меня возникает очень неприятное ощущение того, что факел использовался не только как средство освещения…

— Антонио был алхимиком, поэтому он мог здесь…

— Ну да! Он пытался превратить свинец в золото, а затем это последнее — в универсальное лекарство.

Мы на цыпочках подошли к длинному столу в центре подземелья, уставленному покрытыми пылью тигелями из красного хрусталя и чашками с растертыми в порошок раковинами-жемчужницами. Высохшая ящерица таращила на нас свои сапфировые глазки, рядом помещались два свинцовых сосуда для плавки и массивные клещи. Внутри сосудов застыло расплавленное золото, похожее на позолоченный воск.

— Предполагают, что он искал какое-то средство лечения своей болезни, — пояснила я.

— Он должен был использовать три основных элемента — серу, соль и ртуть.

— А это что такое?

Я подошла к столику в дальнем углу подземелья. Смахнув густой слой пыли, я увидела томик Библии. Золоченый кожаный переплет был украшен тисненым образом Девы Марии, выполненным в византийском стиле, инкрустирован драгоценными камнями и перевязан красной лентой, рассыпавшейся от моего прикосновения.

На покрытых бурыми пятнами древности пергаментных страницах Евангелия довольно четко читались рукописные готические буквы жизнеописания Иисуса Христа: «Авраам породил Исаака; Исаак породил Иакова…»

— Это Священное Писание, — авторитетно заявила я. — Перевод на латынь. Как красиво написано!

Эрик отошел от столика.

— А собственно, что мы здесь ищем? Еще одного, четвертого Дракона? И кстати, что там говорится в последней строке загадки?

Я схватилась за голову, лихорадочно вспоминая.

— Сейчас! «В святыне города Второго найди Волчицу. Она верней меня подскажет путь к Ключу Второму, что стережет четверка грозная Драконов… Прочти…» Там что-то рифмуется с Волчицей… Эрик, ты не помнишь? Кажется, «Матфея или умрешь»? Нет, не то! «Или погибнешь»? Кажется, так. Никак не вспомню точно, но в принципе вроде так.

Освещая себе дорогу факелом, Эрик направился туда, где находились зеркальная дверь и бронзовый подсвечник.

— «Прочти… та-та Матфея иль погибнешь», — твердила я, и тут меня озарила догадка. — Эрик, постой! Посмотри еще раз на Библию.

Но он как будто и не слышал меня.

— Лола…

— Может, в загадке говорится о Священном Писании? О Евангелии от Матфея?

— Лола!

Я обернулась к нему:

— Что?

— Я нашел.

— Вспомнил эту строку?

— Нет, по-моему, я нашел второй ключ.

Эрик стоял у массивного подсвечника перед зеркальной дверью. В освещенном зеркале отражались наши бледные физиономии и огромная, затянутая паутиной свеча. Он уже снял часть этого паутинного покрова и теперь осторожно убирал остальное.

Эрик посветил факелом, и в желтоватом воске свечи стал виден какой-то круглый металлический предмет с вырезанными на нем знаками.

— Эрик… Эрик!

— Да, он похож на тот, первый медальон.

— Ты можешь разобрать надпись?

— Нет, пока не смогу.

— Нужно извлечь его оттуда.

— Подержи-ка факел.

Эрик взял со стола лежавший там нож и принялся расковыривать воск свечи, окаменевший и превратившийся в твердую и прозрачную субстанцию вроде янтаря.

Лицо его покрылось потом.

— Что это за вещество?

— Не знаю, только оно очень древнего происхождения. Я не могу его достать!

Чем дольше я держала у свечи факел, тем ярче блестел парафин или воск, из которого она была изготовлена. Золотистый кружок отразил отблеск огня. Сквозь похожее на янтарь вещество смутно просматривался какой-то узор.

— Эрик, давай я зажгу свечу. Воск растопится от огня и…

— Верно. Тогда мы сможем рассмотреть медальон.

Спустя, как нам показалось, достаточно продолжительное время мы услышали шипение вековой паутины и увидели запутавшихся в ней насекомых, превратившихся в крошечные хрупкие скелетики. Янтарное вещество было не воском, а скорее какой-то кристаллизованной смолой, не очень поддающейся термическому воздействию. Но когда я поднесла огонь ближе и подожгла фитиль, смола стала плавиться и капать.

Внезапно к потолку взметнулось горячее пламя, и мы с испугом отпрянули.

— Огонь растапливает воск… или смолу…

Свеча быстро догорела до конца, и заключенный в ней металлический кружок обнажился.