Икста Мюррей - Золото Монтесумы

— Пожалей меня! Пощади!

Но я не пощадил его. Я быстро переправил сокровища на генуэзский корабль, который удалось уберечь во время злосчастного сожжения кораблей Кортесом. Первым делом я надел на своего раба одну из золотых масок ацтеков, чтобы медленно морить его голодом и вместе с тем оградить от влияния луны. Через несколько месяцев я высадился в Венеции, и там, в подземелье мой раб и умер. С торжествующим сердцем я отправился с трупом мавра-вампира в золотой маске в полное опасностей путешествие во Флоренцию, где и похоронил его в нашей родовой усыпальнице… только для того, чтобы потом быть снова изгнанным тобой.

Какая же из двух историй правдива? Ты знаешь ответ, Козимо. Ведь ты же назвал меня Версипеллисом, узнав во мне человека, превратившегося в то темное чудовище ацтеков.

Я заканчиваю свое письмо, исчерпав все возможности тонких намеков и мистификаций. И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь, ты найдешь Ключ к тайне, ждущей тебя в Риме. Это будет означать, что ты более разумен и менее труслив, чем можно было предполагать.

Но всем своим волчьим сердцем, с каждым биением в нем моей отравленной вампиром крови я надеюсь, что эти поиски сведут тебя в могилу.

— Эрик, Антонио говорит, что в письме три ключа — «Сумев выжить и, таким образом, приняв вызов Третьего города, ты заслужил право на три дополнительные подсказки», но я не вижу здесь ни одной.

Мы принялись внимательно вчитываться в это необычное письмо.

— Взгляни на эти цветы — видишь, они образуют какой-то узор.

Мы уставились на цветочный орнамент, но у обоих глаза уже закрывались от усталости.

— Ничего не понимаю… Но взгляни на подпись, она какая-то странная.

Он указал на заключительные строки письма:

«Искренне твой,

Лупо Назойливый и Справедливый,

известный также под именем Антонио».

— «Лупо Назойливый и Справедливый». Как-то странно звучит, правда?

Я придвинулась ближе к Эрику.

— Но ведь это так и переводится.

— Lupo — это «волк», Retto — «справедливый».

— А Noioso значит «назойливый», «надоедливый» или «утомительный». Наверное, от латинского слова nausea — «тошнота».

— Чушь какая-то.

— Ну что же, это этимология.

— Я имею в виду всю фразу. Странно, что он так себя представляет. Звучит как-то нелепо, не соответствует основному тону письма — и даже написано другим почерком.

Я пригляделась внимательнее.

— Верно, так оно и есть!

Не отрываясь от меня, Эрик ловко выдвинул ящик стола, достал лист бумаги и ручку и начал что-то писать.

— Что это ты делаешь?

— Я подумал, что он мог переставить слова.

— То есть составил головоломку из слов?

— Ну да. Что-то вроде палиндрома, перевертеня или анаграммы. Ведь Антонио был алхимиком, а его жена — спиритуалисткой и колдуньей. Оккультисты времен Ренессанса обожали заниматься акростихами. А колдуньи умели сочинять молитвы в виде палиндрома — в прямом порядке это обращение к Христу, а в обратном — призыв к дьяволу. В ранней молодости я и сам ужасно увлекался анаграммами — все время составлял их из своего имени. Эрик Гомара легко и изящно превращался в Карму Эрго Ай — звучало вроде мантры йоги. А выражение «I’m a Keg Roar» («Я Хохочущий Бочонок») напоминало мне о вечеринках в юности. — Эрик устало зевнул. — Но пока я не отключился, помоги мне сделать перевод.

Он переписал заключительные строки письма Антонио со своим переводом на английский язык. Получилось следующее:

«Волк утомленный и справедливый».

Эрик еще долго царапал карандашом, пока перед нами не оказался окончательный вариант анаграммы. Буквальный перевод ее не внес, однако, особой ясности:

«Я угрюмый и печальный волк».

Я хлопнула рукой по постели.

— Верно! Правильно, Эрик!

— Tetro. — Эрик опустил голову на подушку. — Это значит «печальный», «мрачный», «угрюмый» или «меланхоличный». Мы уже об этом говорили.

Я перечитывала фразу снова и снова, пока мне не стало ясно нечто не очень приятное.

— Но мы и так знали, что Антонио был подвержен депрессии. Не понимаю только, как это может быть какой-то подсказкой.

Эрик уже закрыл глаза и засыпал.

— Эрик!

Он слегка приоткрыл глаза.

— Да?

— Ну, давай же поработаем мозгами!

Он забрался под одеяло.

— Иди сюда, здесь так уютно — ты будешь говорить, а я размышлять.

В следующую минуту он окончательно погрузился в сон, даже рот у него приоткрылся, а раскинутые в стороны руки и ноги заняли почти всю кровать.

Но мне не давала покоя тайна письма, и я продолжала ломать голову, перебирая и комбинируя одни и те же слова:

«Справедливый и утомленный волк; я печальный и угрюмый волк».

Это продолжалось чуть ли не до самого рассвета. Я то дремала, то вдруг просыпалась, перечитывала послание и пыталась отыскать спрятанные в нем ключи. Мне казалось, что в рассказе о золоте содержался второй, скрытый смысл, но я не только не постигала его, но не смогла даже выявить подсказку, указывающую на местонахождение сокровища, таившуюся якобы в стенаниях Антонио по поводу печальной участи, постигшей его.

Глядя на темное окно, я размышляла о жизни и смерти Волка. Письмо, посредством которого Марко Морено заманил меня в Италию, было написано Антонио накануне сражения флорентийцев с жителями Сиены, состоявшегося в 1554 году. История свидетельствует, что оно завершилось успешно для флорентийцев, но не для Антонио. Как я объяснила Марко еще при посещении им букинистического магазина — и как вкратце поведал мне человек с татуировкой, он же мой отец, он же странный тип, с которым я поцапалась в кафе «Красный Лев», — в бою за Сиену Антонио совершенно растерялся, запутался. Все до одной книги об истории Медичи заканчиваются живописанием его гибели. Антонио обладал каким-то исключительно смертоносным оружием (считали, что оно было создано в его алхимической лаборатории, а другие приписывали его эффективность колдовским чарам его жены Софии Драконихи). Но почему-то при этом отмечалось, что его конь оказался не там, где ему следовало бы быть, и что прежде чем его сразили, он успел уничтожить множество людей из своего же лагеря.

«Смерть человека — лучший показатель того, как он жил», — прозвучал у меня в голове голос Морено. Эти слова он сказал мне в склепе Медичи, перед тем как описал предполагаемую позорную смерть Томаса де ла Росы.

«Гораздо лучше погибнуть, как Антонио, вам не кажется? Во всем блеске сражения у Сиены, применив свое чудо-оружие… Что это было? Опять черная магия? Стоит посмотреть в…»

Я потерла утомленные глаза. Вероятно, мы пропустили какой-то ключ, который можно отыскать, только изучив события и обстоятельства последних дней жизни Антонио. С ним мог случиться припадок тяжелой меланхолии, мучивший его всю жизнь. Причем не исключено, что это произошло как раз во время битвы при Сиене. Хотя ни о чем подобном я не читала.