Мариан Фредрикссон - Книга Каина

Но тут Эмер объявил неожиданно:

– Этой ночью я думал о твоем поступке в лесу Эдема. Мне кажется, я знаю, почему ты решил убить Сатану. Ты должен был отомстить за стариков, за бабушку и шамана.

У Каина не было времени обдумать сказанное. Он осознал лишь, как дорога ему дружба этого человека. Удивленно и немного неловко с непривычки он солгал, глядя прямо в глаза Эмеру:

– Да, это так.

Хоть это и было неправдой, его ответ вызвал хороший отклик, пробудив чувства, которых он давно жаждал. Неуклюжими пожатиями и похлопываниями все присутствующие подтвердили свою приязнь и уважение к человеку, который способен выполнить свой долг.

Раздались слова одобрения и сочувствия, он был замечен, выслушан.

В этот день он ценою лжи купил себе свободу от чужеродности. Он перестал ощущать себя чужаком.

Охотники прошли по прямой дальше, чем намечали, потом свернули к реке. Им повезло: удалось подстрелить дикого кабана, двух газелей, антилопу и несколько птиц.

Во время обеда Каин предложил: пусть остальные возвращаются в стойбище с добычей, а он пойдет к реке – ловить рыбу.

Предложение было принято с благодарностью: скотоводы не охочи до рыбной ловли, и вообще, мужчины стремились домой, к женам, к мясу. Прихватив остатки еды, Каин направился, как и задумал, к реке.

Собственно, он не рвался остаться в одиночестве, он предпочел бы и дальше наслаждаться чувством общности. Но ему надо было немного побыть наедине с собой, понять, что произошло у очага в это утро.

Что же подарило ему это простое и трудное ощущение? Он способен лгать?

Итак, он сидел на берегу реки, забросив крючок на леске в воду, но удача изменила ему. «Ну и ладно», – подумал он.

Однажды он слышал, как Ева в пылу спора кричала:

– Говори что хочешь о Каине, но он никогда не лжет. Ни себе, ни другим. Не как ты, запутавшийся в собственном вранье.

И он совершенно четко услышал ответ Адама:

– Нет, тому, кто одинок, нет надобности лгать.

Что ответила Ева, Каин не помнил.

Сейчас он почувствовал, как забилось сердце – не от муки, нет, от напряжения. Он очень близко подступился к чему-то большому и важному.

– Мама, – сказал он, и краем глаз, их уголками, увидел ее, сидящую рядом, на круглой кочке у реки. – Мама, что ты ответила?

– Я сказала, что ты одинок не больше, чем кто-либо из живущих здесь, – ответила Ева.

– Но тогда ты солгала.

Она помолчала и тихо произнесла:

– Да, возможно. – И потом изрекла с привычной силой: – Лгать – это слишком красиво сказано. Я делала то, что делали остальные, я отрицала то, чего не хотела видеть.

Каин задумался над ответом, но не смог согласиться с ним. Разве это не то же самое, что лгать самому себе?

Он покачал головой: тут крылось что-то более важное.

– Значит, чтобы быть с другими, чтобы избежать одиночества, надо лгать? Это так, мама?

Ева сейчас смеялась над ним. Он смог ощутить это и почувствовал старую злобу.

– Ответь мне!

– Все не так просто. Люди создают свои миры, наполняют их образами, историями, сказками – иногда и чистыми выдумками. Если ты не хочешь жить в их мире – уходи. Чтобы быть вместе с другими, надо сделать их мир своим, видеть те же образы.

– Ты имеешь в виду: лгать?

– Это слишком жесткое слово, Каин.

– Правдивое слово.

Никогда раньше столько мыслей не сталкивалось в голове Каина, и он ругнулся от разочарования. Но тут он подцепил рыбу, ударил ее камнем по голове и бросил в траву позади себя. Вновь сел, скосил глаз: да, она на мосте. Хорошо.

– Почему ты никогда не учила меня лгать, мама?

– Не знаю. Ты начал говорить поздно, с трудом подбирал слова. Авель в два года знал гораздо больше слов, чем ты в пять.

Каин рассмеялся – громко, почти навзрыд. Это он слышал и раньше. «Пусть бы Сатана взял себе Авеля», – подумал он, но не сказал этого вслух. Знал: ей бы это не понравилось, а он не хотел, чтобы она исчезала.

– Почему мне было трудно учить слова?

– Не знаю. Ты был странным ребенком, редко искал общества других.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты никогда не требовал внимания к себе, как Авель или теперь Сиф.

Каин долго думал о Сифе, о том, как он взахлеб говорит, задает бесконечные вопросы – журчит, словно неиссякаемый речной поток. Сиф лгал свежо и невинно, чтобы привлечь к себе внимание или получить что-нибудь. Он добивался своего любой ценой, всегда.

Чтобы быть частью целого.

– У тебя не было такого желания, – обронила Ева, будто подслушав его мысли. – С самого начала.

«Она права, – подумал Каин. – Я никогда так и не захотел научиться лгать, не считал это достойным усилий. Сегодня я научился, мне так захотелось солгать, подобно всем остальным».

– Еще только один вопрос, мама. Если мы должны лгать, чтобы не быть одинокими, где же тогда истина? Где действительность?

– Это трудный вопрос, – ответила Ева и надолго замолчала. – Возможно, истинную действительность нельзя делить с другими. Ее мы носим в себе, как мерило. Пока оно есть у нас, мы не теряем почвы под ногами, лавируя между мирами людей.

Каин понял, хотя и смутно. И все же вздрогнул, когда она сказала:

– Необходимо мужество, чтобы жить в соответствии с истиной. Но в таком случае у тебя не будет ответов на многие вопросы, а это рождает большое беспокойство.

– О чем ты?

– Ну вот, например, ты мучаешься из-за того, что не знаешь ответов на многие вопросы, и, пожалуй, так никогда и не узнаешь, почему вынужден был убить брата. Ну, а что касается Сатаны… Прими ложь, подсказанную тебе Эмером. Скажи самому себе, что свершил кровную месть. Говори это часто – и в конце концов поверишь и сам. А когда это произойдет, возможно, смягчится злоба.

– Но я никогда не смогу так.

– Значит, будешь жить в муках.

«Лучше так, чем во лжи», – подумал Каин.

Опять клюнула рыба, затрепыхалась в воздухе, но не она занимала мысли Каина. Мать все так же сидела рядышком, дозволяя еще поговорить с ней.

– Другие – те, кто верит в предложенные им образы, – пусть живут в страхе. Они боятся разоблачения, боятся, что выбрали не тот мираж или что его не хватит, чтобы подходить для мира других людей.

– А каково наказание за это?

– Одиночество.

– Этого я не боюсь, мама.

– Да, поэтому ты и не боишься ничего.

«Это правда», – подумал Каин и впервые в жизни попытался определить цену боли. На одной чаше весов оказались отчужденность, одиночество и мука. На другой – свобода, мужество, способность держаться на расстоянии. Все не так уж плохо, рассудил он. И тут увидел улыбающуюся Еву, которая медленно таяла в легком вечернем тумане, поднимавшемся от реки.

У Каина, вернувшегося в тот вечер на стойбище Эмера, и поступь была увереннее, и взгляд прямее и вся повадка жестче, чем у юноши, утром ушедшего на охоту. Старик, заметив это, подумал: «Великий поступок превратил мальчика в мужчину».