Семен Стрельцов - Белые призраки

Люди несколько ободрились. Начальник отряда «Народные мстители» Борис Хлюстов отправил разведчиков уточнить подходы к мосту и отдал распоряжения подготавливать отряд к быстрому отходу. Но на этот раз разведчики вернулись со страшной вестью — мост, на который партизаны возлагали столько надежд, заминирован.

Еще до подхода к мосту разведчики встретили блуждавшего по лесу паренька из ближайшей деревни. Тот рассказал, что он сын местного полицая, что он стыдится своего отца-предателя, а к партизанам решил пробраться во что бы то ни стало именно сегодня, так как хотел предупредить их о грозившей беде — этой ночью его отец провел немцев к мосту, и мост теперь заминирован.

Что делать? Немцы, казалось, знали, что в отряде нет минеров, и не оставили у моста никакой засады. И как нарочно, у партизан не осталось ни коров, ни лошадей — их можно было бы прогнать по мосту и узнать, заминирован он или нет. А напряжение боя растет. Непрерывно налетают шквалы минометно-артиллерийского огня, все чаще слышатся со всех сторон крики: «Русс, сдавайса!»

Так прошла еще одна ночь, а утро принесло новую неожиданность — исчез мальчишка, рассказавший о мосте.

Суровы лица партизан. Нервы натянуты до предела. Что делать?

Можно, конечно, оставить заслон и попытаться спуститься по оврагу, на дне которого бурлит глубокая речушка. Но как переправить стариков, матерей с детьми и раненых по размытым дождями склонам оврага, через реку почти на глазах у наседавших фашистов? Да и сумеет ли малочисленная группа заслона удержать немцев? И как потом они, те, кто останется прикрывать отход, сами выйдут из окружения?

Нет, выход один — нужно пройти через мост. Но как это сделать?

И тут к командиру отряда подошел Семен Ильичев. Чекист, переброшенный из Москвы в тыл врага, он выполнил задание и возвращался назад в Центр. Наступление немцев задержало его в отряде. Третьи сутки, помогая товарищам, он отбивался вместе с ними от наседавших фашистов.

— Слушай, Борис, не нравится мне эта история с парнишкой, — сказал Семен негромко. — В теперешних условиях немцам у нас в тылу заминировать мост не так-то просто, даже с помощью предателя-проводника. А может, им выгодно, чтобы мы считали мост заминированным? Не провокация ли это? Не был ли подослан к нам сынок полицая? — Он помолчал и добавил: — Вот что! По мосту пойду я! Я проверю его!

Командир стоял в нерешительности. А Семен убеждал:

— Да ты не волнуйся, Борис. Все будет хорошо. Ну а подорвусь… Что ж!.. Тогда дашь бой и поведешь людей на прорыв. А пока возьми мою махорку. Всю, всю бери…

Через некоторое время разведчики подвели чекиста к мосту. С замиранием сердца они наблюдали, как этот коренастый, среднего роста медлительный человек словно нехотя спустился к мосту, постоял несколько мгновений перед деревянным настилом и… шагнул вперед. Сделал еще один шаг. Еще. Медленно зашагал, скованно двигая руками, словно шел по узкой доске. На противоположном конце моста развернулся, смелее и тверже прошел мост в обратную сторону, вступил на землю. Ильичев постоял немного, тряхнул головой, вынул из кармана платок и вытер лоб. Все!

Вскоре отряд без потерь переправился через овраг. Мост вслед за этим был взорван гранатами.

…Вечером на привале, когда отряд уже оторвался от преследования противника, Борис Хлюстов подошел к Ильичеву.

— Вот, — сказал он, протягивая чекисту кисет с махоркой. — Возьми. Всю, всю бери, — усмехнувшись, добавил он. — И мою бери. Больше мне наградить тебя нечем.

Ильичев улыбнулся и взял свой кисет.

Через небольшую железнодорожную станцию, зашифрованную на карте нашей разведывательно-диверсионной группы буквой Д, днем и ночью шли к линии фронта эшелоны с солдатами и военной техникой, причем каждый поезд обязательно останавливался на ней на двадцать-тридцать минут.

Разведчики, побывавшие у станции, доложили, что она почти не охраняется. Это заинтересовало командира отряда. Однако уже через день наша разведка на подступах к станции была встречена шквальным пулеметным огнем. «Чего это вдруг? — подумали мы. — Не иначе, на станции какие-то перемены». Обстановка требовала прояснения.

Разведчики приметили, что дочь начальника станции каждый день носит из деревни отцу обед. Однажды, когда она возвращалась домой через лес, они встретили ее. Катя, увидев своих, обрадовалась и тут же заплакала.

— Немцы злятся, кричат на отца, — волнуясь, глотая слезы, говорила она. — Раньше их было мало, а теперь понаехало!.. Ящиков навезли. Со станции отца не отпускают, ходят за ним по пятам.

В партизанском отряде, с которым в этот период действовала наша чекистская группа, тоже поняли, что за этими переменами скрывается что-то важное.

…Партизана Петра Туренко вели на расстрел. После допроса Петр едва передвигал ноги: фашисты избивали его, пока он не терял сознания, обливали водой, снова били, требовали дать сведения об отряде. Туренко кричал, заливался кровью, хрипел под ударами, но ничего не сказал врагам.

Теперь его вели на расстрел. Один из конвоиров — гигант, на голову выше Петра и вдвое шире его в плечах — накануне стоял на часах у комендатуры и слышал, как допрашивали партизана. Он шел позади, в двух шагах, наведя автомат на Туренко. Второй конвоир — низенький, тщедушный немец, обутый в огромные, не по размеру, солдатские ботинки, шел, прихрамывая, видимо, каждый шаг причинял ему боль.

— Послушай, Ганс, — сказал он высокому немцу, — я ведь только что сменился с поста, весь день не ел ничего… Что, если забегу пообедать? Да и ноги чуть отдохнут — натер проклятыми башмаками. Ты с ним один справишься, а?

Высокий конвоир немного подумал.

— Ладно, Отто, иди. А с ним, — кивнул он на партизана, — думаю, возни особой не будет, он ведь почти мальчик. Иди, иди, Отто, только не попадайся на глаза обер-ефрейтору.

Вечерело. Прошли по безлюдной улице когда-то оживленного села. Сразу за околицей начинался лес.

— Hier [1] Здесь (нем.). , — сказал немец, подойдя к стогу соломы.

Туренко остановился.

Не выпуская из рук автомата, немец отцепил висевшую на поясе небольшую лопатку и бросил ее к ногам партизана.

— Schneller [2] Быстрее (нем.). , — сказал он. — Ям копать!.. Бери лопат!

Туренко взял лопату, быстро огляделся вокруг. Ни души. Неожиданно вспыхнувшая мысль, вероятно, отразилась на его лице.

— Но-но, ruhig [3] Спокойно (нем.). , — сказал немец, отступая на шаг. — Копать ям!