Виктор Сафронов - Легионеры

Пока они не торопясь двигались сквозь толпу. Рысак выслушал много пожеланий от благодарных зрителей. Начиная от «держись бродяга» и до «чтоб у тебя паскудника, яйца отсохли» прошамкал скрипучий, старческий голосишко. Он уже совсем, как собрался ответить, но его втолкнули в машину и они с включенными сиренами и мигалками, отчалили от больницы.

Пока они не торопясь, как на экскурсионной прогулке двигались через центр города. Он с теплотой вспоминал раздававшиеся из толпы выкрики и пожелания. Воспоминания так увлекли его, что когда машина в которой они с таким комфортом ехали, проскочила милицейское здание. Николай с удивлением оглядываясь по сторонам поинтересовался:

— Куда едем, начальник?

— На «кудыкину гору» — был тут же получен исчерпывающий и главное, емкий ответ.

Через пятнадцать минут они подъехали к зеленым металлическим воротам, которые почти мгновенно распахнулись и милицейский уазик въехал во внутренний двор неприметного здания, которое чем и могло броситься в глаза, так это полным отсутствием отличительных особенностей и опознавательных знаков.

— Ну, давай, братила, выходи. Приехали.

Рысак неуклюже выбрался. Посмотрел вверх на затянутое тучами небо. Последнее, что он услышал: «Врача ему, быстро.» После чего отключился.

Сколько провалялся без сознания, он так толком и не понял. Иногда, когда сознание немного прояснялось. Отчетливо вспоминался и момент задержания и то, как он глупо попался в больнице. Тогда он злился на себя «так фраернуться, мог только последний мудак, у которого вместо мозгов тертых хрен с гвоздями». Стоило ему понервничать и опять голова, как в вату опускалась. В ушах стоял гул и по мере того, насколько быстро он стихал, так же быстро наступал и период определенного затишья.

Иногда он ощущал, как чьи-то крепкие руки переворачивали его. После этого в воздухе ненадолго ощущался запах спирта, наступало некоторое просветление и он проваливался в сон.

Придя в себя и сосредоточившись на постоянно, тускло горевшей над входной дверью синей лампочке. Он пришел к однозначному выводу, место его нынешней прописки, не что иное, как ФСБ. Камера, в которой стоял топчан, чистая. И главная, отличительная особенность подобных заведений, это постоянная, гнетущая тишина.

Напрашивался вполне объяснимый вопрос: «С каких это пор, чекисты стали ворами заниматься»? Как не бился над этим вопросом, так на него ответить и не смог. Да и голова совсем плохо соображала.

Ладно, потом разберемся, что почем. Сейчас, пока они лечат и проявляют заботу, необходимо пользоваться моментом, отдыхать и набираться сил. Но не забывать, что в этом заведении просто так, да еще вора, обхаживать не будут. И чем больше он думал, размышлял, сопоставлял, тем больше запутывался. И еще этот запах. Видно все же когда менты, его со скованными за спиной руками били, что-то в системе почек было нарушено.

Он снял мокрые брюки, затем стянул трусы и бросил их в раковину. Склонился над парашей. С гримасой боли на лице, выдавил из себя несколько капель. Порадовался тому, что хоть крови в моче не было. Остервенело намылился и как мог, начал смывать с себя стойкий и противный запах мочевины, с примесью ароматов привокзального бомжа.

Замочил в холодной воде пропахшие аммиаком вещички. После чего почувствовав усталость опять завалился на топчан. Он бы и его проветрил и хоть немного смыл, но сил уже не осталось.

— Хоть бы сосед какой завалящий появился, — вслух сказал он.

Инстинктивно понимая, что его в такой обустроенной хате, должны были слушать. Хотя, зачем? На этот вопрос, он сам себе и ответил. Затем, что когда человек в беспамятстве, да еще бредит, мало ли, что он там наплетет.

После такого внутреннего диалога, он в может быть в тысячный раз посмотрел на вентиляционную решетку. И только сейчас он обратил внимание на неясные блики за металлической сеткой прикрывающей отверстие.

«Значит еще и снимают кино с моим участием. Ай-яй-яй… Впрочем, что это я так разнервничался. Мое дело «долбить скакуна», их — смотреть и возбуждаться.»

Очень его развеселила такая мысль. И послав в видеокамеру воздушный поцелуй, он спокойно, может быть за многие последние дни уснул.

Но «не долго плакала старушка, не долго фраер танцевал». Точно такая история произошла и с Рысаком. По поводу его малоценного здоровья, собрался целый консилиум. «Лепила на лепиле», повернуться негде.

Долго его крутили, вертели. Задавали вопросы. Бесстыдно щупали у корня, отвисший и сморщенный от стыда, половой член, да и не член, а так, членик. Потом, чуть яйца не оторвали, так отчаянно, по поводу их состояния спорили. Вот ведь наука… Чуть дело до драки не дошло.

Потребовали снимки — сделали…

Общий анализ — сейчас будет…

Довольно увесистый катетер…

Что?

Вводить? Введем… Но я вам, коллега, все равно докажу свою правоту…

Катетер. На первый взгляд нормальная полая трубка, напоминающая дуло пистолета. На взгляд, да. Ничего страшного. До того момента, пока это самое дуло, тебе не вводят в мочеиспускательный канал, для постановки окончательного, диагноза.

Всякие там УЗИ, электронные компьютерные томографы с ядерно-магнитным резонансом, это для молодежных понтов на медицинской дискотеке. Наши, настоящие, проверенные временем и системой, инквизиторы в белых халатах, — это те, которые, когда еще дерябнут спирта, докторами себя называют. В общем, эти ребята верят только своим пальцам, глазам и ушам.

Вот когда они своим органам не поверили и посчитали, что для окончательной клинической картины необходимо убедиться и проверить все полностью еще раз. Вот тогда для Рысака наступил очередной этап мученичества и беспощадного распятие на кресте, правда, в медицинских условиях.

Четыре здоровенных амбала в белых халатах, хотя им бы больше подошли кожаные фартуки палачей, навалились на Колюньку. Ручки-ножки, у него бедненького прижали к столу пыточному. Палку толстую приказали зубами покрепче стиснуть, и… ввели. Небо не то, что с овчинку показалось, небо вообще исчезло. Как и земля, и воздух, и свет… Осталась только одна боль и до конца не догрызенная во рту палка.

Профессор их седенький, гриб бериевский. С усмешечкой ядовитенькой, молвит нечеловеческим голосом, беседуя с кем-то вошедшим без причины, но токмо любопытства ради:

— Может спросить у него, что хотите? Так, милости прошу. Он с превеликим удовольствием все и про всех расскажет. Он сейчас и подписать все может. Лишь бы эту железку волшебную из него достали. — Говорил поучая, не слушая стоны, плач и крики безутешные, лежащего на столе распятием, зека неповинного.

Все двигал старичок безжалостный, машиной пыточной, все наматывал кишки и нервы, изнутри организма. Потом стал языком цокать, других звать, показывать, ругаться и спорить. С торчащим в мочеиспускательном отверстии пистолетом медицинским, это было особенно неприятно.