Виктор Сафронов - Легионеры

— А как же Бетхович? Он на очной ставке меня прижмет.

— Не бойся. С ним лучше всего. Когда он увидел размер катастрофы. Когда осознал, что все нажитое честным, а главное творческим трудом сперли. Он поступил очень нестандартно, взял и просто умер. Вот заключение патологоанатома, причина смерти — кровоизлияние в мозг. Но и эти бумаги тебе пока лучше не видеть.

— А можно, после того, как я все подписал, не идти на отсидку, — разомлев от того, что все удачно разрешилось, развязно поинтересовался он.

— Можно, — задумчиво, произнес мужичек-с-ноготок. Тут же встряхнувшись уточнил. — Через вон ту трубу. Подойди, посмотри какой неприятный черный дым из нее валит. Там сейчас сжигают очередного любителя задавать дурацкие вопросы… Ведь неглупый парень и должен был бы уже понять. Ты нам нужен, именно там, на зоне. Здесь таких ребят, со стаканом портвейна и шприцем в вене, без тебя хватает.

На том и порешили.

Суд учел квалифицирующие признаки кражи. Также от внимания судьи не ускользнуло и то, что подсудимый длительное время находился во всероссийском розыске. Негативное впечатление на присутствующих в судебном заседании произвел отказ подсудимого от помощи следствию. Прокурор в обвинительном заключении, в свою очередь постоянно напирал на то, что суд так и не дождался правдивых, а главное честных показаний обвиняемого. Больше всего возмутило прокурора, о чем он не преминул сообщить, в своей полной гражданского пафоса речи, это — полное непризнание Коломийцем своей вины.

Приговор правда, заставил крепко задуматься Рысака, все ли правильно он сделал. Так как, семь лет — это было многовато, особенно за то, чего не совершал. Однако, навестивший его после судебного заседания Иван Петрович, сдержанно похвалил и пообещал, что вскоре, срок отбывания наказания будет сокращен вдвое. А пока, почетный приговор, по не менее почетной статье.

Слушая музыку, прихлебывая чифирёк можно было придаваться воспоминаниям о том, что происходило два с половиной года назад. Жизнь в принципе, славная штука. Тем более, что лагерный телеграф, не далее как вчера принес интересное известие касающееся его, Рысака, будущего. На ближайшем сходняке, если ничего экстраординарного не случится, его могли увенчать воровской короной. Ну, что ж. Поживем — увидим.

Он включил радиоприемник. Настроил его на местный радиоканал, которым забивалось все другое радиовещание. Шла трансляция музыкально-эстетической передачи «Другшланг». Радио думать не мешало.

«Хорошо, что оппозиционные рыцари без страха и упрека, были своевременно предупреждены об опасности.» Алексей пытался думать об этом, соблюдая некий нейтралитет по отношению к самому себе. Но чувство гордости за то, что, вполне возможно, спас человеку жизнь, не испугался последствий, невольно переполняли его.

Много позже, из красочной брошюры Серафима «Моя борьба — моя победа», он узнал от «совести нации», подробности «счастливого спасения». Они были красочны и изумляли читателей. Особенно этот момент, когда благодаря своей прозорливой мудрости и неподражаемому уму, он разгадал гадкий замысел областного царька.

О том, что нашелся некий господин N, который предупредил его о грозящей опасности, в результате чего, как видно лишился головы, ничего написано не было. И правильно. Нечего всякой ерундой засорять бумагу и дурить людям головы. Когда позолота нанесена, не следует ковырять ее ногтем.

Все это будет позже. Сейчас, когда приблизился момент назначения и наказания виновных в провале операции, настало время подумать о себе. Инстинкт самосохранения колотился внутри организма, тревожно размахивая красными сигнальными огнями, ясно указывая на опасность.

Главного предателя, сорвавшего операцию по своевременной и окончательной «профилактике» Серафима Бальнова, уже начали искать. На Гусарова пока не вышли, но это было временной передышкой.

Момент проверки прямой кишки на прочность, хотя и не наступил, но горячие волны неотвратимости этого мероприятия, безжалостно накатывались на кольцо ануса.

Кому, как не ему, была известна вся система установки и прослушивания телефонных переговоров враждующих между собой партий и движений. Тем более, что во многих операциях по установке такой аппаратуры, Алексей принимал самое непосредственное участие.

То, что разговор записан, прослушан и сейчас в фонографической лаборатории идет детальное изучение особенностей характеристик записанного голоса, сомнений не вызывало. Человеческий голос — это своего рода звуковые отпечатки пальцев. Похожие — есть, одинаковые — исключаются. По ним достаточно легко найти любого говоруна.

Можно было не сомневаться, что в настоящее время, среди всех немногочисленных лиц, посвященных либо обладающих доступом к информации по ликвидации Бальнова, шел негласный сбор образцов голоса, для последующего сличения и определения говорившего. Это пока первичные, оперативные, так сказать негласные действия. Но, если будет проведена официальная, служебная проверка, а все говорила том, что она будет обязательно, скрыться от карающего меча пролетариата, в образе Смерти с косой, будет, ой, как непросто.

— Гусаров, к телефону, — в очередной раз, зычно гаркнул помощник дежурного.

Инстинкт ли ему подсказал, чутье на подсознательном уровне дало отмашку или что-то другое. Но он почувствовал, что настырный абонент, это именно тот, кто занимается сбором голосовых образцев. За последние пару часов, его уже несколько раз звали к служебному аппарату. Пока, под разными предлогами от разговоров удавалось уклоняться.

В дежурке и на этот раз, был только помощник дежурного, капитан Паняшин. Простой служака, прибывший к ним с Дальнего Востока из расформированной ракетной части, но считающий себя много повидавшим и хлебнувшим в полной мере лиха. Под маской хитроватого мужичка, находился нормальный и главное, добрейшей души человек. Из той породы людей, которых, когда они рядом — не замечаешь, но если их какое то время близко нет — начинаешь испытывать серьезный дискомфорт и беспокойство. Именно у них, всегда можно и денег до получки перехватить, и бутерброд, когда ты рядом, они всегда разломят наполовину. Главное же в них было другое, они умели слушать и искренне сочувствовать, когда тебе плохо или радоваться вместе с тобой, когда хорошо.

Алексей отдавал себе отчет в том, что по отношению к Паняшину поступает достаточно скверно, если не сказать бесчестно. Но времени на придумывание, чего-то другого, более элегантного и детального у него не было. Поэтому, повздыхав для порядка, он как можно слезливей, стал жаловаться на свою лихую судьбу и пристрастие к женскому полу.