Яков Рыкачев - Коллекция геолога Картье

С этого все и началось.

К концу дня на столе у Брокара стояло несколько пустых бутылок, а сам он, развалясь в кресле и вытянув ноги, напевал про себя грустную парижскую песенку из времен своей студенческой молодости, всплывшую на поверхность из глубин памяти. По его щекам медленно стекали скупые слезы и терялись среди бесчисленных морщин, как речной поток в песках пустыни.

А, к черту бесплодные воспоминания, это вечное устремление от ноля к нолю! Юность, молодые мечты! Да какая им теперь цена — не больше, чем этой вот горстке пепла от десятка выкуренных сигарет! Брокару стало невмоготу оставаться наедине с собой, он не без труда поднялся с кресла, надел шляпу, поправил перед зеркалом съехавший на сторону самовяз, вышел из комнаты и запер за собой дверь. Его пошатывало, и по лестнице он спускался, крепко держась за перила. На лице его играла бессмысленная улыбка, им владела какая-то пустая беззаботность; ночная улица, на которую он сейчас ступит, представлялась ему сказочным царством, где его ждут увлекательные и веселые приключения.

И верно: едва он вышел из дверей отеля, как его со всех сторон обступил шумный, звонкий, яркий, сверкающий, многоцветный, стремительно движущийся мир. Это была Пенсильвания-авеню, самая оживленная улица Вашингтона. Непривычному к вину Брокару показалось, что его подхватил и бешено закрутил яростный водоворот. В глазах его замелькали огни реклам, автомобильные фары, бесчисленные человеческие лица, освещенные то голубым, то красным, то оранжевым, то мертвенно-белым светом. Ослепленный и оглушенный, Брокар счастливо улыбнулся. Теперь он уже не был одинок: сердца всех этих людей открыты для него, и сам он готов принять их в свое сердце.

Стараясь держаться прямо и твердо, Брокар, все так же счастливо улыбаясь всем и каждому, шел и шел, без всякой цели, не замечая, что толпа все редеет, что огней становится все меньше, что дома становятся все ниже. Очнувшись, наконец, от своего счастливого забытья, Брокар с удивлением отметил, что шагает уже по узким, малолюдным, плохо освещенным улицам. Ему стало жутковато, он замедлил шаг, огляделся. В сотне метров от него, по ту сторону улицы, протянулась по тротуару полоса света, падавшего из ярко освещенных окон первого этажа; оттуда доносились смутные звуки джаза, приглушенные расстоянием. Люди! Скорее к людям!..

Через несколько минут Брокар сидел за столиком ночного бара, погруженный в душное, жаркое облако, пронизанное острыми запахами табака, спирта, дешевых духов, пота и сотрясаемое какофоническими звуками негритянского джаза.

— Виски, шотландское виски!.. — ликующим голосом произнес Брокар, когда к нему подошел официант. Чем он, черт дери, хуже настоящих американцев, которые почем зря хлещут виски и не пьянеют? — Да, да, и закуску, много закуски! Какой? Какой хотите, только получше, самой лучшей и дорогой!..

Вскоре столик Брокара был заставлен всевозможными блюдами, среди которых высилась бутылка настоящего шотландского виски.

— О, какой милый старикан! — услышал Брокар юный, мелодичный голос. — Позвольте присоединиться к вам!

Перед Брокаром предстало очаровательное существо лет девятнадцати. Коротко остриженные блестящие черные волосы обрамляли мягкий овал лица, над темными, сияющими, чуть удлиненными глазами нависла челка, полные, свежие, красиво изогнутые губы трепетали в улыбке. Такой по крайней мере казалась девушка Брокару, и он, глядя на нее, умилился почти до слез.

— Дорогое дитя, сам бог послал вас ко мне! — Он взял девушку за руку и усадил за свой столик. — Как зовут вас, мой ангел?

— Меня зовут Энн, Энн Кроули. Да ты, я вижу, и в самом деле пресимпатичный! — С этими словами девушка потянулась к бутылке виски и налила по полному стакану себе и Брокару. — Твое здоровье, старичок!

Брокар отхлебнул большой глоток, у него перехватило дыхание, в грудь прихлынула горячая волна, голова пошла кругом, и он обеими руками ухватился за край стола.

— Э, да ты совсем не умеешь пить! — засмеялась девушка, только что, не поморщившись, опрокинувшая в рот целый стакан огненной жидкости. — Ну как, полегчало? — И она несколько раз стукнула своим кулачком по спине Брокара.

— Спа… спа… спасибо… — с трудом выговорил Брокар.

— Вот и хорошо! — сказала девушка, подняла двумя пальцами стакан Брокара и легким движением опрокинула в себя. — А тебе я велю подать сода-виски, увидишь, как пойдет!..

И верно, сода-виски пришлось Брокару по вкусу, а его горло, закаленное огневым шотландским напитком, не причинило ему на этот раз ни малейшего беспокойства. Он ощущал сейчас сумасшедшую легкость и невесомость, все вещи и люди отодвинулись от него, голоса и шумы, казалось, доходят до его слуха издали. И вместе с тем это был близкий, родной ему мир, и он готов был плакать от счастья, что в этом мире находится милая девушка Энн и еще какие-то девушки и парни, неведомо когда подсевшие к его столу. Он не слышал в оглушительном гуле и многолюдстве бара, что́ именно они говорили, он видел только, как открываются и закрываются их рты, как на их лицах одно выражение сменяется другим, с какой ловкостью опрокидывают они в себя стаканы с прозрачной жидкостью.

— Энн, дорогая Энн, — говорит Брокар, не слыша собственного голоса. — Поедем ко мне в гостиницу, Энн…

— А в какой ты гостинице, французик? — кричит ему Энн из страшного далека, и Брокар дивится, как это сумела она дознаться, что он француз. — В какой ты гостинице?

Брокар в большом затруднении, он начисто забыл название гостиницы, в которой остановился.

— Две комнаты, — хвастает он. — Две роскошные комнаты…

И вдруг лицо его расплывается в восторженной, идиотической улыбке:

— «Потомак»… «По-то-мак»…

— Врет, — уверенно говорит хриплый мужской голос. — Врет, в «Потомаке» живут одни миллионеры и дипломаты.

— Ясное дело, врет, — подтверждает одна из девушек, и Брокар знает о ней только то, что она не Энн. — А ну, Энн, спроси своего дружка, кто он — миллионер или дипломат?

До Брокара доносится их громоподобный смех, но он ничуть не в обиде, напротив, он и сам смеется, он давится глупым смехом, он зовет их всех к себе в гости, вот сейчас, среди ночи, он поставит им еще много вина и еды, его очень уважают в гостинице, они увидят…

— А потом, — хитро добавляет он, давясь смехом, — потом вы все уйдете, и я останусь один с моей Энн.

И тут Энн тянется к нему из далекой дали, длинными-предлинными руками обнимает его за шею и обдает душной волной.

Брокар продолжал поглощать сода-виски, и теперь уже ему кажется, что все происходящее имеет какой-то другой, потаенный смысл, отличный от действительного. Вот он достает бумажник, тянет из него долларовые бумажки и сует склонившемуся над ним официанту, но ему представляется, что эти его жесты как-то связаны с покупкой коллекции минералов у этого… как его… ну, такой толстенький и противный человечек…