Виталий Мелентьев - Одни сутки войны

И все-таки ощущения взвода-семьи, взвода-бригады у Матюхина не возникало. Хорошо это или плохо, он не знал… Однако и работа взводного агитатора, и «комментаторы» третьего взвода ему понравились. А он слишком много брал на себя, видимо, нужно давать волю и людям.

Лейтенанта заметили не сразу — он тихо сидел у двери, а когда заметили, разбор уже подходил к концу. Сутоцкий не спеша поднялся и присел на нарах.

— А-а, Андрей. Заходи, гостем будешь.

— Здравствуй, — усмехнулся Матюхин. — Воспитанием занимаешься?

— Разболтались мальчики. Приходится…

— Есть серьезный разговор. Давай пройдемся.

Сутоцкий нагнулся за сапогами, исподлобья, с легкой усмешкой оглядывая подчиненных. Ведь все знали, что рано или поздно, а взводу Матюхина тоже придется идти за «языком». Вероятно, такое время пришло, вот лейтенант и явился. Пришел за советом не к кому-нибудь, а к нему.

«Умеет подчеркнуть, что даже в неудачах Сутоцкий остается Сутоцким, — подумал Андрей. — Ну что ж, у каждого своя, как говорится, метода».

Они вышли из землянки — оба ладные и очень разные. Тонкий, даже щуплый в просторной, туго перепоясанной шинели Матюхин и плотный, широкоплечий Сутоцкий.

— Как я понимаю, поставили задачу? — спросил Сутоцкий.

— Можно считать, и так…

— Тогда я тебе вот что скажу: на успех не надейся. Главное — голову сохранить. Понял?

— Нет. Не понял.

— Через такие заграждения к траншеям не пролезешь. Мы вот пролезли, а что толку? Фрицев в них до черта, а вырвать хоть одного нет никакой возможности. А хоть бы и вырвали? Как протащишь? Раньше было проще — артиллерия прикроет, то да се, в неразберихе и прорвешься и выберешься. А сейчас эти чертовы «крабы» чем возьмешь? Попади в него снарядом! Да если и попадешь — ничего! Отскочит, как от резины. Сталь у них — будь здрав. Крупповская!

— Все это я слышал, Николай. Еще в финскую войну. Тогда тоже говорили, что на Карельском перешейке доты покрыты резиной. Как только в них попадает снаряд, резина его отбрасывает назад.

— Ты, конечно, все знаешь… — сразу обиделся Сутоцкий и отвернулся.

— Я предлагаю организовать дневной поиск, — после небольшой паузы сказал Матюхин.

Сутоцкий быстро обернулся, заглянул с веселым удивлением в лицо Андрея и рассмеялся:

— Ты даешь! Сам выдумал или кто помогал?

— Между прочим, именно так спросил и капитан Маракуша.

— А ты ему что?

— А я ему вот что… — Матюхин коротко передал свой разговор с командиром роты и закончил: — Капитан сказал, чтобы я готовил варианты и дневного и ночного поиска.

— Во-от! И ночного.

— Но ведь и дневного…

— Так зачем же ко мне зашел? В дневном я тебе не помощник. Советовать не могу.

— А я не за советом. — И, перехватывая вспыхнувший взгляд Николая, Матюхин сказал: — Я хочу, чтобы ты пошел в группе захвата.

Сутоцкий остановился, недобро усмехнулся:

— Честь, значит, оказываешь?

— И честь.

— Знаешь… шел бы ты со своей честью… Честь! Я сейчас тоже взводом командую! А туда, — он махнул рукой в сторону передовой, — уже два раза лазил. Вот и ты слазай. Посмотри, как разведчик провертывается в настоящей обороне. Понюхай… Тут на везении…

Матюхин молча ждал, пока Николай выплеснет свои обиды и подозрения. Сутоцкий еще долго возмущался и доказывал, что его и так все знают и новой чести ему не требуется. Когда он умолк, Матюхин насмешливо спросил:

— Все или еще что придумаешь?

— Придумаю? Я?! — И, глядя в насмешливо улыбающееся скуластое лицо Андрея, сплюнул: — Пошел ты… С тобой говорить.

Сказать что-нибудь новое он не мог — выговорился и стал затихать.

— Успокоился? — спросил Матюхин. — Теперь слушай и рассуждай. На нашем участке дневной поиск не применялся. Новинка и для нас и для противника. А новинка всегда действует. Если, конечно, работать с умом. Участвовать в такой новинке почетно. Значит, честь. Если, конечно, получится. Но старшим группы захвата пойду не я. Я буду старшим группы огневого обеспечения и прикрытия. И не ты…

— Вот оно что! Разжалуешь, значит?

— Старшим группы захвата пойдет Шарафутдинов. — И слыша, как Николай набирает воздух для новой вспышки ругани, доверительно наклонился к нему: — Он же теперь не салага. Обтерся. А главное — немецким владеет. Дневной поиск, может, еще больше требует тишины, чем ночной. Знание языка ой-ой как может выручить. Да и парень он находчивый, верно? — Николай нехотя кивнул, и Андрей понял: Сутоцкий согласится. Справедливый во всем, что касается дела, он поймет преимущество дневного поиска. Поймет — и согласится. — А главное, Шарафутдинов может там же, в их траншеях, и книжки солдатские прочесть и допросить… не отходя от кассы. Понимаешь?

Сутоцкий понимал. Разведка, поиск не прогулка, «язык» важен не сам по себе, а именно как язык, умеющий рассказать, что делается на сопредельном участке обороны. И вполне может случиться, что и «язык» будет взят, а дотащить его не успеешь — убьют. Хуже того, могут и всю группу захвата перебить, выскочит только один. И если этот один будет знать — от «языка» ли, из документов, — что происходит в обороне, смерти будут оправданными.

— И последнее. Что такое Сутоцкий, знают все. И я в том числе. Вот потому тебя и приглашаю. Тебя и еще одного парня…

— Закридзе? — хмуро спросил Николай.

— А ты откуда знаешь? — с искренним удивлением спросил Матюхин.

— Сам к нему присматривался. Стоящий.

— Вот то-то и оно. Конечно, если бы тебя назначить старшим, это вроде бы почетней, но… Но ведь старшему нужно следить за всеми. А у тебя с Закридзе будет единственная задача: захватить «языка» и быстро — днем ведь все на секунды придется мерить — вернуться назад или… в укрытие. Вот почему ты пойдешь не старшим, а рядовым. Хотя все, в том числе и начальство, будет знать, что главным в деле будешь ты. Понял?

Сутоцкий долго смотрел на низкое, в желтых подпалинах далеких ракет, тревожное небо, вздыхал и морщился. Потом сумрачно спросил:

— Скажи, Андрей, по совести: зачем ты меня втягиваешь в это дело?

— По совести?

— Да. По совести!

— Во-первых, я тебя знаю и тебе верю… Может, как себе. Мне даже кажется, что ни я без тебя, ни ты без меня с таким новым делом не справимся. Во-вторых, ты говоришь, что командуешь взводом… Верно. Командуешь… А если завтра пришлют офицера? Вот и получается, что ты так и будешь ходить в старшинах… Ты ведь тоже об этом думал?

— Думал, — неохотно согласился Сутоцкий.

— А тебе хочется стать офицером. Я знаю. Остался бы я в твоем положении — мне бы тоже хотелось.

Сутоцкий не слишком уверенно возразил:

— Ты учился…

— Я учился в артучилище, а стал общевойсковым разведчиком. И не все из того, что мы учили, пригодилось в боях. Здесь все по-новому. И то, что ты научился командовать и отделением, и взводом, не менее важно, чем формальные знания. А знать… ты уже многое знаешь. Только… Только мыслить еще не умеешь.