Виталий Мелентьев - Одни сутки войны

— Это как понять? — после паузы, облизывая губы, спросил Сутоцкий.

— А очень просто. Ты все время думаешь как исполнитель, как боец. А тебе нужно думать как командиру — не только за себя. Ты сам по себе, так… единица… А со взводом ты уже взвод! Так вот за взвод тебе и нужно думать. А еще лучше — за роту. Тогда будешь видеть, как повести себя взводом. Понимаешь?

— Не совсем…

— Хорошо хоть не врешь. Это понимается не сразу. Вот когда ты почувствуешь себя не просто командиром, а головой взвода, его мозгом, а взвод станет твоей сущностью, как бы продолжением тебя самого, вот тогда ты и научишься, постепенно конечно, мыслить.

— Ты умеешь?

— Учусь… И у тебя. Например, читке газет.

— Ну вот сейчас, с этой своей… придумкой… как ты мыслишь?

— А мыслю я так: для меня-взвода будет выгодней, если общее руководство поиском будет осуществлять кто-то другой. Мне-взводу все не увидеть, у меня-взвода нет ни сил, ни прав, чтобы в случае нужды обеспечить прикрытие дневного поиска. Вот я и готовлю дело так, чтобы дневным поиском руководил капитан Маракуша либо подполковник Лебедев — у них прав больше. Им обоим я верю и могу вручить себя-взвод. Понял?

— Ну, а мне, рядовому, что ты предлагаешь? Заметь, я просил тебя говорить честно.

— А я и говорю честно. Раздумай, у тебя два ордена Славы. Если получишь третий, станешь младшим лейтенантом. По закону, по статусу ордена. Ведь при награждении орденом Славы первой степени старшина становится офицером, а сержант — старшиной.

— Кое-что понимаю…

— Но, заметь, орденом Славы награждают только за солдатские подвиги. Значит, если ты пойдешь старшим группы захвата и даже захватишь «языка», тебя наверняка не забудут: как ни говори, а дневной поиск у нас новинка… Но орденом Славы первой степени вряд ли наградят… Можешь не подойти под статус. А если пойдешь рядовым в группе захвата, то… то в самый раз.

Они помолчали, закурили, невольно прислушиваясь к погромыхиванию передовой. Пулеметы противника угадывались сразу — они били увереннее и длинными очередями: заранее пристрелялись к нужным им рубежам.

— Вот так, Николай. Подумай как следует. И насчет объекта, и тактики, и состава группы. Можешь, втихаря конечно, чтобы никто не знал, поговорить с Закридзе. Или, может быть, другого напарника подберешь. Через два дня скажешь. Бывай.

Матюхин протянул руку, и Сутоцкий, пожимая ее, заглянул Матюхину в глаза, но в темноте не разглядел их выражения. К землянке он шел медленно, часто перебрасывая цигарку из одного в другой уголок прямого, жесткого рта.

Когда начальник разведки дивизии майор Зайцев доложил заместителю начальника разведотдела штаба армии подполковнику Лебедеву о том, что командир отдельной разведроты капитан Маракуша предлагает провести дневной поиск в целях захвата контрольного пленного, Лебедев вначале только буркнул: «Давно пора», а уж потом весело подумал: «Что-то майор Зайцев заактивничал? С чего бы это? — И сейчас же ответил себе: — Новенькое почуял старик, новенькое…»

Майор Зайцев действительно старался не вмешиваться в дела разведроты, если какой-нибудь взвод работал в интересах штаба армии, а не дивизии. Но в данном случае он был крайне заинтересован в поиске: он прежде всего работал на дивизию, позволял выявить противника перед ее фронтом. Майор Зайцев не знал, кто именно стоит перед ним, за что не раз получал нагоняй от командира дивизии.

«Что ж, это даже хорошо, — решил про себя Лебедев, — все будут действовать на одну руку». Но вслух спросил:

— Кто конкретно ведет разработку?

— Капитан Маракуша и… — Зайцев мгновение помедлил, словно вспоминая, — и лейтенант Матюхин.

Ну вот, опять всплыла знакомая фамилия. Несколько месяцев Лебедев не слышал о Матюхине: командир взвода действовал, как все. Но стоило усложниться обстановке, как снова появляется этот молодой лейтенант.

— У вас в дивизии, кроме Матюхина, разведчиков не имеется? — сухо спросил Лебедев.

— Зачем же так, товарищ подполковник? Имеются, конечно, вы же знаете. Только пока что все, кроме Матюхина, проводили ночные поиски, а они, как вы сами понимаете, не результативны… Теперь как бы очередь лейтенанта Матюхина.

— Старшим пойдет лейтенант?

— Нет, товарищ подполковник. Он… мы то есть… решили, что дело новое, ответственное, потому руководство поиском возьмет на себя капитан Маракуша. Он, кстати, уже давненько сам лично не занимался поисками… Вот и…

— Документация имеется? Легенды?

Майор Зайцев уж если брался за дело, то брался всерьез. Нужные документы отрабатывались тщательно, с подлинным штабным шиком — на отличной бумаге, четко, грамотно и обязательно красиво.

— Хорошо. Сегодня ночью просмотрю, подумаю. Потом согласую с начальством и, если все ляжет как надо, утром приеду — проверим на местности, — решил Лебедев.

Но думать подполковнику Лебедеву пришлось долго. Как он ни прикидывал по карте варианты дневного поиска, получалось, что они ненадежны. Слишком много случайностей могло повлиять на исход. Случайности появлялись в его рассуждениях потому, что оборона врага так и осталась не вскрытой. Единственная надежда — авиационные разведчики. Лебедев решил навестить их.

Воздушные разведчики с затаенной гордостью разложили перед подполковником довольно четкие фотографии. К стыду своему, Лебедев не слишком уверенно разбирался в смутных тенях и штрихах, из которых складывалась оборона противника. Воздушные разведчики знали, что общевойсковые командиры еще не привыкли работать с фотодокументами, потому несколько снисходительно растолковывали, «поднимали» значение пятнышек и теней; дешифровальщик оказался опытным, как бы наделенным внутренним, поэтическим видением, и оборона врага раскрывалась глубоко и полно.

Увлеченный тонкой, образной работой дешифровальщика, Лебедев быстро схватывал не только основные детали обороны противника — мысленно он связывал их с привычными значками и цветными линиями на обыкновенной топографической карте, — но и крохотные детальки, паутинки тропок, ведущих к жилым землянкам, конусы от выстрелов перед тщательно замаскированными и потому невидимыми на снимках артиллерийскими батареями, расплывчатые тени от дзотов и многое другое, что может увидеть только опытный, специально натренированный глаз.

И как истый штабной офицер-разведчик, Лебедев, сам того не замечая, шел гораздо дальше, потому что в его мозгу уже сложилась и жила подлинная картина передовой. Она постоянно накладывалась на снимки, и Лебедев поначалу не слишком уверенно, а потом все убежденнее отмечал:

— Здесь тоже должен быть дот.

И дешифровальщик, красивый парень, с острыми усталыми глазами, поглядывая на своих начальников, пожимал плечами и снисходительно отвечал: