Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 7

Но на душе у меня было неважно; не из-за состояния тела, но потому что мне приснился отвратительный сон.

Сон о доме и о пшеничных полях.

От этого сна осталась ностальгия пополам с презрением.

Я стояла под горой и правила всем, что было вокруг.

Повсюду был лес – и если почва станет плохой, деревья не смогут расти. Поэтому Мудрая волчица из Йойтсу должна жить достойно и поддерживать тут все. Если я остановлюсь, лес быстро зачахнет.

Я никого об этом не просила, и меня никто об этом не просил – но кто-то же должен был этим заняться.

Когда я это осознала, меня уже сковали тяжелые кандалы.

Нет. Не знаю, когда все началось, но, похоже, с самого моего рождения.

Я была не такой, как все вокруг.

Даже если я принимаю человеческий облик, я все равно выделяюсь и среди тысяч других людей.

Меня обременяют прошениями, потому что я обладаю силой, мне поклоняются, потому что я большая, меня почитают, потому что я приношу пользу.

Поэтому все полагают естественным ожидать от меня, что я буду всем этим заниматься.

В глубине души они понимают, что им самим от этого будет выгода.

Но в своем поклонении они не только требуют благ, они требуют еще и достоинства. Нельзя ожидать божественного благодеяния, если предмет поклонения плохо выглядит.

Я не напрашивалась на их поклонение, тем более не хотела от них чего-либо; я просто решила не покидать их, и одно это принесло мне заточение.

Не будь у них чего-то, чему они могли бы поклоняться, они бы стали пугливыми и буйными, не вынеся жестоких ударов четырех времен года.

Я понимала всю глупость того, что делаю; но, как бы сильно я ни страдала, бросить их не могла.

Я ни к чему не стремилась, и ко мне никто не стремился; так и прошли века.

Я привыкла вдыхать аромат вкусной пищи.

Но когда я его вдыхала, никто никогда не одаривал меня дружеской улыбкой.

Даже нахальной улыбкой невежи, который никогда не знает, где следует остановиться.

– Сесть можешь?

Мое тело постепенно набиралось сил, и теперь я, пожалуй, вполне могла бы самостоятельно выбраться из-под одеяла.

Однако я лишь открыла заспанные глаза и покачала головой. Моему заточению пришел конец.

То, что я видела во сне, стало явью.

Вести себя как ребенок. Как себялюбивый, но слабосильный ребенок.

Как ребенок, которого оберегают.

– Пфф. Надеюсь, ты ответишь мне той же любезностью, если я заболею когда-нибудь.

Я была слаба настолько, что не могла сама выбраться из постели; должно быть, со стороны это выглядело так, словно котенка поднимают с его подстилки.

Мне было немного неловко, но, едва позволив ему меня поднять, я уже не могла остановиться, даже если б хотела.

– Только если ты не против своеобразного ухода волчицы из Йойтсу.

И я негромко рассмеялась, стараясь, чтобы он не понял, что смеюсь я над собой.

Лицо моего спутника слегка дернулось; но, впрочем, наверняка он был бы счастлив, знай он, что это за уход. Вылизывать ли мне его или просто быть с ним рядом? Разумеется, моя любезность не заходила настолько далеко, чтобы сообщить ему об этом, пока он сам не поинтересуется.

– Не беспокойся. Мой нос очень чувствителен; думаю, я почую что-то, прежде чем тебе станет совсем плохо.

Сперва я собиралась добавить: «Это тебе за то, что болтал не отрываясь с другой женщиной, пока я не свалилась без чувств». Но, подумавши, решила замять тему.

Он, хоть и был рад, свое дело все же не забыл.

А дело его сейчас было – развлекать. При этой мысли я решила, что меня, пожалуй, устраивает.

– Аа, ну да, я был виноват, что не заметил. Но в будущем я все же хотел бы, чтобы ты мне сама сказала в такой ситуации. В конце концов… я не очень-то умен, наверно.

Он пожал плечами.

– Впрочем, даже если человек серьезно болен, он не всегда сам это видит.

– Хм?

Мой спутник уставился на меня во все глаза; но я была не настолько любезна, чтобы продолжать.

Так ему и надо, раз уж он настолько тупоумный, что может общаться лишь словами. Хвороба под названием «любовь».

Когда он заметит, будет, видимо, уже безнадежно болен.

– Нет, ничего. Дай поесть сперва.

При этих словах мой спутник насупился, точно ребенок.

Люди всегда судят других по внешности.

Проигрывая кому-то, кто выглядит юной девушкой, он всегда испытывал недовольство.

Причины этого были весьма запутанны, но все же я была очень счастлива.

– Ох уж, и откуда взялась эта принцесса…

Интересно, какой солдат посмеет обращаться к принцессе таким тоном?

Я радостно улыбнулась и продолжила изображать капризницу.

– Покорми меня с ложки.

От этого заявления мой спутник вздрогнул; похоже, в этот момент ему страшно захотелось очутиться где-нибудь в другом месте.

– Побольше яблок клади.

– Пожалуй. «Холодные» яблоки добавляют меланхоличности.

– Ты… агрр… ты хочешь сказать, что я чересчур весела?

Деревянная миска уже была один раз опустошена и наполнена вновь. Отправив мне в рот последнюю ложку, он ответил:

– Иными словами, теперь ты будешь вести себя более прилично.

Сперва он орудовал ложкой неуклюже, и несколько раз получалось даже довольно опасно; но потом он приноровился, и я смогла получить от этой необычной трапезы огромное удовольствие.

Просто открывать рот, чтобы еда попадала туда сама, – я почувствовала себя маленькой девочкой.

Сперва я хотела позволить ему одновременно заняться и моим мехом; но я не смогла вручить ему мой хвост.

Я сыто рыгнула; мой спутник чуть нахмурился.

– Кстати, я ведь съела довольно много яблок в предыдущем городе, помнишь?

– Помню. И из-за того, что ты все не могла остановиться, у тебя развилась меланхолия.

– Хм.

Я подумала было, что это правда. Но, похоже, то, что случилось, не имело никакого отношения к вкусу и другим свойствам яблок; все дело было исключительно в том, что я не смогла съесть все, что купила, и была вынуждена признать: «Видеть не могу эти яблоки какое-то время».

Сперва я заявила, что прикончу все яблоки сама, но, в конце концов, мне пришлось сдаться и позвать на помощь моего спутника.

И все же я кое-что узнала: когда ешь вместе с кем-то, еда намного вкуснее, чем когда ешь одна.

Но даже на смертном одре я ни за что не признаю это вслух.

– Я рад, что ты съела так много, – сказал он, держа в руках миску и горшок. – Через день-два ты поправишься. Но тревожиться не о чем. Когда мы уедем отсюда, мы довольно долго будем ехать в повозке. У тебя будет время, чтобы выздороветь совсем.

Мой спутник был славный малый, который совершенно не умел распознавать ложь.

По правде сказать, он был, видимо, слишком славный, чтобы заподозрить другого во лжи.

Меня потихоньку начала грызть совесть. Когда я подняла голову, наши глаза случайно встретились, и у меня перехватило дыхание.