Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка

Сейчас было иначе. Его вел кто-то другой, а он чувствовал себя марионеткой, расслабленно следуя сигналам интуиции. Одна из узких кривых улочек, лучами расходившихся от рыночной площади, уводила его вглубь городка. Уже через четыре или пять кварталов он заметил родную миниатюрную фигурку возле крыльца каменного двухэтажного дома. Она стояла к нему спиной и словно чего-то ждала. Даже не видя лица, в непривычной одежде, он сразу ее узнал, точнее, его мозг правильно интерпретировал сигнал внезапно вздрогнувшего сердца. Он остановился в тени массивного балкона, не желая ей мешать.

С той стороны, куда она смотрела, к ней подошел бедно одетый подросток, явно чем-то расстроенный, и произнес короткую фразу на незнакомом Герману языке. Ася в досаде стукнула кулаком по стене дома, потом повернулась и прислонилась к ней спиной. Видимо, в ее планах что-то пошло не так — она размышляла, постукивая ладонью о стену. Наконец, она оттолкнулась от дома, повелительным тоном сказала парнишке несколько слов, и, дождавшись в ответ кивка лохматой головы, стремительно направилась в сторону Германа. Он решил, что еще не время обнаруживать свое присутствие, даже с целью предложить помощь, и отступил в тесный проход между двумя домами, в густую тень. Ася пробежала мимо, и он, успев лишь заметить мелькнувшие в разрезе длинной юбки до боли знакомые камуфляжные штаны, двинулся следом.

Прокручивая в голове новость, принесенную Катеком, я бежала на рыночную площадь. Значит, Гертруду уже арестовали. Не завтра, а сегодня! Неужели зря я развернула такую бурную деятельность, чуть ли не колдовством нашла ее родственников, разработала всю операцию, чтобы они смогли проникнуть в этот город-мышеловку под прикрытием ярмарки?! От злости у меня дымились волосы. Судя по тому, что за ней пришла не городская стража, а тюремная охрана, она все-таки попала под действие общего заочного приговора всем «чужим». Исполнить его недолго. Нужно спешить. Тут есть еще один общий заочный приговор на немедленную казнь — ведьмам, и мне не остается ничего другого, как взяться за старое.

Очень часто на ярмарках работают лекари, и я должна составить им конкуренцию. О! Вот! В самом центре площади, на помосте — разодетый в шелк и бархат с золотом, в шикарном тюрбане, прихваченном изумрудной брошью и с выражением бесконечной снисходительности на лице. А на груди, гордо выпяченной, сверкает знак в виде звезды, наверняка что-то вроде лицензии! За такого должны заступиться. Так, что мы еще имеем… Один болезный находится в процессе пользования, сидит перед лекарем на низеньком стуле. Что беспокоит? Некое повреждение кожи головы и шеи. Покатит. На лестнице — очередь из страждущих. Вокруг помоста — радостная толпа. Ну, правильно, людям нравится смотреть, как выдирают зубы и заливают кипящим маслом язвы. Казни-то здесь не публичные, производятся без помпы в тюремном дворе.

Как мало времени! Гертруду с сыном забрали еще утром, значит, их минуты сочтены. Если я узнаю, что они погибли… Нет, не могу даже думать об этом. От картины, нарисованной воображением: безжизненные тела хрупкой белокурой женщины и малыша, лежащие с веревками на шеях в пыли тюремного двора, — мне стало так отчаянно жутко, что в глазах ощутимо сверкнули молнии. На самом деле! Люди заметили вспышку света и повернулись ко мне. Ну что ж, пора действовать.

— Эй, кто ж так лечит! — крикнула я и вспрыгнула на помост. — Надо вот как!

Я смахнула с пациента пропитанную вонючей ерундой корпию и провела ладонью взад-вперед в нескольких сантиметрах над рожистым образованием. Черт, надо же было так разозлиться: от моих пальцев к коже мужчины потекли тоненькие голубые струйки, видимые даже нормальным зрением. Толпа ахнула. Рожа исчезла. Лекарь попятился.

Нужно закрепить эффект. Я втащила со ступеней следующего больного. Не спрашивая, уловила сигнал его боли, но уточнила:

— Зубы болят?

Больной, тщедушный старичок, в изумлении раскрыл рот, полный гнилых обломков. Светящимися пальцами я ухватила самые безнадежные экземпляры и легко вытащила из десны, остальные… не знаю, что я сделала, просто вылила на них падающие с пальцев капли сияния и закрыла рот. Дальше на очереди была бабулька с гноящимися глазами. Я помогла ей подняться на несколько ступеней и положила руку на глаза. Почти сразу из-под плотно сжатых век начал прибиваться белый свет, и веки очистились. Старая женщина открыла свои помолодевшие глаза и на выдохе произнесла:

— Ты ангел!

Перелет. Опять придется выкручиваться.

— Даже не крещенная, — торжествующим тоном ответила я. Кстати, чистую правду. Потом обернулась к толпе и громко добавила: — Это во славу Сатаны, истинного господина и владыки вселенной!

Всё замерло. В абсолютной тишине у меня за спиной кто-то темный, подтянувшись на руках, взобрался на помост и встал рядом.

— Ведьма! — громоподобно заорал лекарь.

— Ты это серьезно? — спокойно спросил по-русски чей-то знакомый голос.

Я повернулась на пол-оборота и уперлась носом в широкую грудь, обтянутую тонким серым трикотажем, однозначно нетипичным для этих мест. Еще до того, как поднять глаза, я догадалась, кто стоит передо мной. Из толпы стали раздаваться не то возмущенные, не то испуганные вопли, а я словно приросла к доскам помоста, не понимая, что происходит.

— Я что-то услышал про отрицание ангела и сатану, — пояснил Герман. — Эти слова во всех языках похожи. Хочешь, чтобы тебя растерзали?

— Нет, мне надо в тюрьму, — глупо ответила я и, поняв, что краснею, опомнилась: — Ты что здесь делаешь? Уходи быстрее, меня не надо сейчас спасать!

Герман хмыкнул и огляделся.

— Ну вот еще, — по-прежнему бесстрастно отозвался он. — У меня к тебе дело, и если я отпущу тебя сейчас, то где потом буду искать?

— Какое дело? — вне себя от удивления и досады, поинтересовалась я.

К нам уже направлялись стражники. Герман повернул меня к себе спиной и обнял за талию.

— Так будет понятно, что мы вместе? — озабоченно спросил он.

Колени у меня начали подкашиваться, и я лишь пожала плечами. Толпа волновалась вокруг нас, но никто не порывался даже швырнуть камень. Какие тут все дисциплинированные!

— Дело? Да хочу попросить тебя вспомнить, когда и в каких мирках ты бывала, и что там видела. Составляю атлас.

До чего же он безмятежен… Неужели он настолько уверен, что все и всегда сможет преодолеть? Что его интеллект сильнее любых неприятностей? Я кивнула.

— Хорошо, сегодня же займусь.

— На всякий случай я побуду рядом, если не возражаешь.

Ну, что-то внутри меня, конечно, возразило бы, зато всё остальное растворилось в его руках и никаких возражений не допускало. Хотя бы недолго, пару минут, пока стража не разодрала нас в разные стороны, побыть вместе…