Ульмас Умарбеков - Клад у семи вершин

Солнце стояло уже высоко, Назиру трудно было идти по жаре, во рту пересохло. А как же Сафар — целый год, считай, на колесах, и за стадом гляди, и воды вечно нет?.. Да здесь-то еще ничего, а вот как откочует к пескам — хоть караул кричи!

Залаяла собака, на лай вышел из юрты Сафар.

— Опять не узнала тебя, Назир. Стареет, что сделаешь! Здравствуй, друг! Утром видел: машина прошла к ущелью, — значит, это ты был…

— Опять геологи пришли, в этот раз надолго, говорят, — объявил с гордостью Назир. — Твой Утан привез, спасибо ему!

— Да ну! — обрадовался Сафар. — Вот зачем, оказывается, он в город ездил. Да не раз!

— Пошли ему аллах всего, что пожелает он! Хорошим джигитом стал сын твой Утан, гордиться можешь им. А я за водой пришел, чай хочу заварить гостям. Есть вода?

— Есть! — Сафар повел друга к колодцу, приговаривая: — Да сбудутся твои мечты, помоги тебе аллах, Назир!

— Верю теперь, что сбудутся!

— Погоди-ка, — доставая из колодца воду, спросил Сафар, — ты что же, в ведре нести воду собираешься? Эй, жена, дай сюда бурдюк!

Принесли бурдюк, налили. Затем Сафар принялся седлать коня:

— Отвезу и воду, и тебя, старого. Сейчас поедем.

— Нет, Сафар, не надо, — покачал головой Назир. — Я долго тут останусь, часто приходить буду. В другой раз отвезешь, сейчас сам хочу дойти. Силу в себе чувствую.

Сафар бросил седло на землю.

— Ладно, Назир. Зайди в юрту, чаю выпей, тогда пойдешь.

Когда Назир вернулся с водой к палатке, геологов еще не было. Он собрал в ущелье хворосту, поставил на огонь чайник. Сейчас он мог, ему казалось, выполнить любую работу, любое дело было сейчас по плечу ему, проворным и молодым чувствовал себя старый Назир. Только бы не ушли геологи, как в первый раз, не вернулись бы только с горы с пустыми руками!

Пламя быстро пожирало хворост, от костерка веяло запахами степи, стада, полыни — приятными для старика запахами родной земли. Назир вытер пот со лба и постарался вспомнить, какие дела еще не сделал он.

Взгляд его скользнул по горбатой чинаре на скале: потемневшие жухлые листья ее сворачивались в трубочку, дерево страдало без воды.

Старик налил из бурдюка в ведерко и пошел поить чинару. Скала, где она росла, была невысокой, бесформенной, источенной ветрами и временем. Как жило здесь дерево, где брало силы выстоять — старик не мог понять. Большая ветвь засохла уже, и все-таки держалось дерево, окутывалось каждой весной зеленым облачком листвы.

Когда Назир с ведром в руках приблизился к ущелью Чабана, увидел наконец геологов — спускались ему навстречу.

— Далеко вы собрались, отец? — спросил Кадыров.

Назир поставил ведро на землю, показал на горбатую чинару:

— Ее напоить хочу.

— Из ведра-то? — удивился Сабир. — Здесь цистерны не хватит.

— И правда, это ведь капля малая, до корней не дойдет, высохнет, — поддержал его Кадыров.

— И за каплю она спасибо скажет, у нее ведь и этого нет… — попробовал объяснить Назир, но Кадыров уже поднял ведро, припал губами к студеной влаге. Назир остановил его: — Осторожнее, сынок! Вода из колодца, в бурдюке нес. Горло заболеть может.

В словах его столько слышно было заботы и нежности к незнакомым почти людям, что Кадыров улыбнулся, молча подошел к старику, обнял его за плечи.

Сабир тоже напился, потом предложил:

— Идемте с нами, отец, каплей дереву не поможете.

Назир улыбнулся и ответил парню стихами Джамбула:

— Помнишь, что акын сказал?

— Опасно с вами спорить, отец! — рассмеялся Кадыров.

— Ну, а что у вас?.. — осторожно спросил старик.

— Рано еще говорить. Опять камни несем. Раздробим — видно будет…

— Жадно ты пьешь, дерево! — говорил Назир, видя, как быстро исчезает вода, вылитая им под корни горбатой чинары. — И тебе трудно, как старику, — лето жаркое выдалось…

Он отломил маленькую веточку, с виду сухую, увидел влагу на изломе и обрадовался:

— Нет, долго еще проживешь, чинара. Раз в десять больше моего отпущен тебе срок, много весен у тебя впереди…

Сказал — и испугался. Что же это он, хоронить себя собрался?

— Нет, чинара, и мне еще пожить надо, — поправился он. — Кто ж на себя заботы мои примет, кто за садом смотреть станет, кто о бумагах Турсуна хлопотать будет, кто внучку Зулейху мою приголубит! Вот пришли люди из города клад Турсуна искать — и сил у меня даже прибавилось, чинара, помолодел будто.

Вернувшись к палатке, Назир увидел, что Кадыров сидит над микроскопом, рассматривает что-то, а Сабир растянулся в тени — отдыхает.

Кадыров помахал старику рукой:

— Идите, отец, садитесь, чаю вместе выпьем! Чай у нас здесь, оказывается, большая роскошь — воды-то нет… Берите сахар.

За чаем Кадыров спросил старика:

— Когда сын ваш на фронт уходил, ничего вам не сказал про бумаги?

— Тогда мы не о бумагах говорили. Сын ведь не думал, что не увидимся больше… Да и жена его, невестка моя, родить должна была. Об этом и говорили.

— Может быть, он матери что-то говорил. Нельзя ли спросить у нее?

— Год прошел, как схоронили ее.

— Простите… — Кадыров смущенно помолчал: потом спросил: — Вы что же, один живете?

— С внучкой.

Под вечер на лошади Сафара подъехали к палатке Утан и Зулейха, привезли старику и геологам ужин. Кадыров помог Зулейхе спуститься на землю, обратился к Назиру:

— Внучка?

— Она… — Старик улыбнулся и спросил Зулейху: — Как узнала, что здесь я?

— Утан приходил за книгами, сказал. — Девушка порозовела от смущения. — А я плов приготовила.

— Ах, молодец, девочка! И тебе, Утан, спасибо. Нука, гости дорогие, — позвал он геологов, — присаживайтесь, ешьте, пока горячий!

Все вошли в палатку, уселись вокруг миски, где исходил душистым парком привезенный Зулейхой плов.

Геологи ели да похваливали, Назир тоже, лишь Утан почти не притронулся к угощению, только ловил быстрые взгляды девушки, а та нет-нет да посматривала на него.

Когда все поужинали, Назир поднялся. Пора было возвращаться домой.

— Приду к вам утром, — сказал он Кадырову.

— Поспите, отец, подольше, не торопитесь, — посоветовал Кадыров, закуривая. — Мы утром в горы поднимемся.

— Да он же с солнцем встает каждый день! — засмеялась Зулейха.

— А вы опять привезете нам завтра что-нибудь вкусное? — спросил ее Сабир.

— Привезем, — ответил за девушку Утан.

Назир сел вместе с внучкой на лошадь, Утан шагал рядом. Когда отошли от палатки, юноша сказал:

— Оставайтесь у нас ночевать, отец приглашает. Места достаточно.

— Не можем остаться, перепел дома голодный, — ответил, подумав, старик.

— Я покормила его, — вставила Зулейха.

— Что ж, тогда останемся, — согласился старик и улыбнулся.