Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

Дело в том, что вчера Лучука пригласили к коменданту станции, позвали из депо, где проходил профилактику их паровоз, и этот вызов не удивил Никиту Степановича. Старый антифашист, член деповской подпольной организации, чудом спасшийся во время оккупации, вероятно, потому, что в Стрые его не знали — перед самой войной переехал сюда из Коломыи, он возглавлял недавно созданную в депо профсоюзную организацию, привык к разговорам с разным начальством и вызовам даже ночью.

Но этот вызов оказался необычным.

Пожилой, лысый, с красными утомленными глазами подполковник не стал испытывать терпение Никиты Степановича. Сообщил, что он из армейской контрразведки и что Лучука рекомендовал им Андрей Михайлович Будашик. И что они рассчитывают на его, Никиты Степановича, помощь.

Подполковник удовлетворенно кашлянул, давая понять, что он не сомневался в преданности старого подпольщика. И объяснил, в чем именно состоит их просьба.

Сначала Никита Степанович изумился.

Иванцив? Не может быть! С Иванцивым он работает вместе уже почти месяц и ничего подозрительного не замечал. Правда, не компанейский, прижимистый несколько, но специалист классный, один из лучших машинистов депо. Еще поговаривали: сыновья Иванцива во львовской полиции служили и с немцами на запад подались, однако никто ничего определенного сказать не мог, а языки у людей длинные, и Лучук не привык прислушиваться к сплетням. Но ведь, если такое дело!.. И Лучук пообещал твердо:

— За Иванцивым понаблюдаем. Вы только своих хлопцев не расхолаживайте, пусть делают что положено, а мы с Николая Михайловича ока не спустим.

Подполковник замигал глазами, на несколько секунд смежил веки, будто задремал, но спустя мгновение проницательно уставился на Лучука.

— Надо узнать, с кем он встречается, — объяснил он. — Это очень важно.

— То есть установить связи Иванцива? — хитро усмехнулся Лучук.

— Вот-вот. С кем контактирует, о чем разговаривают.

— Потом вы их просеете?

— А вам опыта не занимать!

— Должны знать, в гестапо не шутили.

Подполковник кивнул:

— Да, у вас серьезная школа.

Но ведь о том, что Лучук был подпольщиком, сегодня знают все, известно об этом и Иванциву — вряд ли что-то позволит себе в его присутствии.

И действительно, на разъездах, где останавливался их эшелон, машинист ни разу даже не спустился с паровоза, лишь громко переговаривался с дежурными и стрелочниками, словно демонстрируя свою непричастность к каким-либо посторонним делам. И сейчас шагает по шпалам уверенно, даже мурлычет какую-то песенку.

У Никиты Степановича с самого утра болел зуб. Тут, во Львове, говорят, уже начала работать железнодорожная поликлиника, конечно, есть и стоматолог, и Лучук, если бы не задание следить за Иванцивым, успел бы сбегать туда. Зуб портил ему настроение всю дорогу от Стрыя, должно быть, он болел так, как и прежде, но сама мысль о том, что при других условиях можно было бы подлечиться, раздражала Никиту Степановича, боль, казалось, нарастала, и Лучук думал, что, пожалуй, уже и десна начала распухать.

Однако о чем говорит Иванцив с кочегаром?

Лучук прибавил шагу, теперь чуть ли не дышал Иванциву в затылок. Тот недовольно оглянулся, но промолчал, да и что он мог сказать? Все из одной паровозной бригады, теперь, пока не возвратятся в Стрый, неразлучный коллектив, куда ты, туда и я, тем более что дежурный предупредил: возможно, их эшелон отправят раньше — полчаса на обед, а потом чтоб были под рукой.

Их накормили не очень наваристым супом с макаронами и пшенной кашей с тушенкой — это блюдо почему-то называлось тут гуляшом, — на третье вместо компота дали по стакану сладкого чая.

Они вышли из столовой вместе и молча направились к паровозу.

Не останавливаясь, машинист вытянул из кармана кисет. Лишь немного замедлив шаг, насыпал махорки на клочок загодя аккуратно нарезанной газеты, свернул толстую цигарку; похлопал руками по карманам, отыскивая спички, нетерпеливо обернулся к Лучуку, ожидая, что тот предложит прикурить, но вспомнил, что Никита Степанович не курит, и свернул к будке стрелочника. Небось надеялся, что Лучук не пойдет за ним, но Никита Степанович остановился возле непритворенных дверей будки так, чтобы все видеть и слышать.

Машинист попросил огня, и стрелочник подал ему спички. Больше они не перемолвились ни словом. Иванцив ничего не оставил в будке, не сделал ни одного подозрительного жеста. Он смачно и глубоко затянулся махорочным дымом, не поблагодарив, бросил спички стрелочнику и вышел из будки. Скользнул взглядом по Лучуку, тому показалось, презрительным и уничтожающим. А что, если Иванцив разгадал его намерения? Впрочем, подумал Никита Степанович, он не дал Иванциву никаких оснований для подозрений, и, скажем, кочегар на его месте тоже свернул бы за компанию к будке стрелочника. Кстати, вон он догоняет их — раскраснелся от горячего чая и быстрой ходьбы.

Иванцив взглянул на часы, и кочегар поинтересовался, не опаздывают ли. Только у машиниста были часы, в конце концов, ему и полагалось иметь их. У Иванцива были часы швейцарской фирмы, по ним можно было сверять самые точные станционные часы, и машинист законно гордился ими. И сейчас не без гордости ответил, что еще есть шесть минут, и выходит, спешить ни к чему. Он остановился, докурил цигарку и тщательно затоптал окурок каблуком тяжелого сапога.

Навстречу им шел по шпалам обходчик вагонов с молотком на длинной ручке. Увидев Иванцива, сошел с колеи и вроде бы стал поджидать его. Лучуку показалось, что машинист как-то напрягся, но ответил на приветствие обходчика, лишь коснувшись пальцами козырька форменной фуражки, и прошел мимо, не сказав ни слова и не задержавшись ни на мгновение.

Возле их паровоза стояли двое сцепщиков вагонов, один — пожилой, другой — молодой плотный парень. Молодой сообщил, что эшелон готов, сейчас только маневровый паровоз подгонит два вагона со снарядами — эти сцепщики знали все на свете, даже военные тайны. Иванцив покашлял, выражая удовлетворение. Вообще у него была привычка кашлять в ответ на приятные известия. Он снова вытянул кисет, хотя и курил минуту назад. Один из сцепщиков попросил махорки, и Иванцив насыпал ему на бумажку, другой тоже потянулся к кисету. Машинист смерил его сердитым взглядом, однако не отказал. Затем Иванцив круто повернулся, поспешив к своему рабочему месту.

Лучук задержался со сцепщиками, постоял, поговорил с ними. Пожилой достал зажигалку, закурил; молодой отказался от огня, заложил цигарку за ухо, объяснив, что выкурит ее потом.

Загудел маневровый паровоз, загрохотали на стрелках тяжелые вагоны. На площадке заднего стоял солдат с автоматом. Благодаря болтливому сцепщику Лучук знал, что тот охраняет снаряды. Вдруг Никита Степанович подумал, что этот молодой сцепщик настоящее трепло: ведь то, что вагоны загружены снарядами, — военная тайна, а он так легко выдал ее, правда, не кому-то постороннему — своему же брату-железнодорожнику, но, наверно, так же легко мог болтнуть и чужаку.