Александр Бруссуев - Полярник

— В общем, в Китае начинается их Новый год.

Я понимающе кивнул — бывает.

— Все офисы закрыты, так что придется ждать до следующей Японии. То есть через неделю. Мне очень жаль.

Вот ведь гады какие! Я бы очень расстроился, если бы не предварительная подготовка старпома. Мой седьмой месяц контракта бодро начал свое шествие. Хотя, правильнее можно было назвать: «первый месяц после окончания контракта». Дембель был явно в опасности.

Чувство разочарования знакомо многим. И каждый реагирует по-разному. Кто-то теряет человеческое лицо, кто-то беснуется, срывая злобу, кто-то, заломив руки в бессилье, плачет в укромном уголке, кто-то, закусив губу, изображает, что ничего страшного не произошло.

Я же, раздевшись в каюте, лег на кровать и, к удивлению своему, провалился в сон. Мне не снилось ничего, просто, когда я поднялся, то обнаружил, что куда-то подевался целый час. Наверно, просто у меня была такая реакция — симуляция потери сознания.

Горько, что ожидание заслуженного отдыха продолжается. Страшно, что от этого судна можно ожидать любой пакости в любой момент. Сил бороться за живучесть судна, кажется уже не остается. А что делать-то? В том-то и дело, что ничего. Просто постараться пережить этот жизненный момент. Легко сказать, но другого-то выхода нету.

Можно, конечно, запить. Но надолго меня не хватит: день — два. А потом наступит убийственное похмелье с чудовищной силы депресняком. Вот тогда и придет настоящий капец!

А в природе ничего не изменилось: также наваливались ежедневные тайфуны, также кривлялась китайская техника, та же опостылевшая еда каждый день.

Надо отдать должное, что это был первый пароход за весь мой заграничный опыт, на котором существовала проблема с едой. Повар — филиппинец жаловался:

— Как же я смогу накормить народ на два доллара в день?

В ответ капитан пожимал плечами. От недостатка еды он не страдал.

Самое интересное было то, что за мой контракт сменилось три мастера: чех, юаровский голландец и престарелый поляк. Но все они были волшебниками в экономии еды, как выпускники одного и того же гестаповского кулинарного техникума. В день на рыло было положено полстакана сока, одна картофелина и без ограничения кальмары. Фрукты тоже были, но китайской поставки. Поэтому они через неделю благополучно начинали разлагаться в холодильниках. Мясо отдавало курой, а кура шмонила протухшей рыбой. И как это китайцам удавалось за полгода сохранить неизменность таким вкусовым стандартам? Наверно, у нас был свой, эксклюзивный поставщик.

Все можно было объяснить очень просто: китаец, обслуживающий наше судно, ежемесячно платил капитану за верность традициям и качеству некую сумму. Скажем так, от тысячи долларов.

Однажды, Олег-электромеханик сказал мне за ужином:

— Если бы моя жена увидела, как ты питаешься здесь, она бы заплакала.

А я подумал, что, слава богу, моя семья никогда не увидит таких столов.

Почему-то взаимоотношения с морскими продуктами у меня не сложились. От богатой белковой пищи у меня шли по лицу сплошной вереницей красные пятна. Если же я не унимался, то желудок бунтовал и на радость окружающим выдавал обратно всю тщательно пережеванную пищу, щедро сдобренную желудочным соком. Поэтому уже очень давно я не экспериментировал и не смаковал в качестве продуктов питания крабов, раков, креветок, кальмаров, осьминогов.

На этом же судне был просто культ морепродуктов. Капитаны его старательно поддерживали и стимулировали контролем.

Каждое утро повар и какой-нибудь моряк шли на бак, вооружившись тазиком и лопатой. Там они добывали кальмаров: повар держал таз, а матрос лопатой черпал осклизлые серые тушки с палубы. То ли судно китайской постройки было само по себе очень привлекательным для этих головоногих, то ли мы работали в сезон кальмарьего гона. По ночам на бак в порочной страсти самоубийства слетались целые тучи этого ценного промыслового продукта.

Кальмары — любители полетать, особенно волнительными ночами. Летят они, как правило, с гребня какого-нибудь удобного вала на луну. Причем луну они воспринимают, наивные, как светящийся на фоне неба мутный диск. Зачастую эти неграмотные романтики путают месяц с каким-нибудь унылым топовым огнем на мачте. Вот и слетаются, сволочи, жадным буржуазным капитанам на радость на бак судна, где и восторженно отдают концы в неведении, что они опять же до луны не долетели. А нам эту гадость жрать каждый день дают! Капитания потирает потные руки — халява!

Я первый месяц очень страдал от недоедания. На втором месяце я пытался прикупать что-нибудь съедобное, но оставил эти попытки. Во-первых, не всегда выберешься с судна на шопинг, а во-вторых, специфика доступной китайской еды на всю жизнь выработала у меня чувство омерзения и брезгливости: как бы я, северный консерватор, ни пытался себя ломать, но затолкать в себя обжаренное в специях мясо, отнятое у опарышей, саранчу и ящериц не мог. Хотя у нас на северах тоже практикуют рыбу с душком, но я к таким гурманам пока себя причислить не могу. Колбасы и вырезки «made in china» тоже казались мне, мнительному и подозрительному, сомнительными. Позвольте, а где бегают ваши китайские собаки, и где валяются ваши китайские коты, если за все время моих экскурсий ни одного представителя мне на глаза не попалось? Уж не скучают ли в перемолотом виде в местной любительской колбасе?

Я подпитывался, чтоб уж совсем не загнуться, в японских магазинах. Страна восходящего солнца, конечно, дорогая по уровню жизни. Но не по уровню питания. Без особых угрызений совести за чрезмерные траты можно было прикупить какие-нибудь копчености — солености в вакуумной упаковке, дополнить продуктовый набор вискариком и спокойно ложиться спать, не рискуя всю ночь есть еду во сне и, что характерно, не наедаться.

Хитрые парни капитаны же, отдав дань обязательной трапезе вместе с экипажем, вечерами спускались к запертым провизионным камерам, алчно облизнувшись и сглотнув тягучую слюну, доставали свои мастер-кеи и пробирались в закрома. Мурлыкая под нос бодрые мотивы, они набирали себе легкий закусон и исчезали в своих каютах. Кто — пить водку, запрещенную для других членов экипажа под страхом смерти (амебный юаровец Пронк), кто давить из пересчитанных фруктов соки и желе (польский старик с непроизносимой фамилией), кто предаваться затяжным чаепитиям с крекерами и сдобами, никогда не появлявшимися на общих столах (энергичный чех, с кличкой Пряник).

Ну а мы же, засолив найденную по случаю на палубе летучую рыбу, либо полученную по договоренности у повара красную, делали себе сложные бутерброды и радовались жизни.

Урки же, как по моему ненавязчивому предложению мы, русскоязычные, величали филиппинцев, жрали все, что не приколочено. В основном, рис. Один шестидесятикилограммовый урка за день мог легко умять килограмма три отварного риса и попросить добавки. По этому поводу они никогда не пользуются вилками при еде. Берут в каждую руку по ложке — и процесс пошел, залюбуешься. Одной ложкой сгребают еду, другой ее принимают и мгновенно забрасывают в рот, как уголь в топку. Несколько минут — и тарелка пуста. У урки улыбка до ушей, он ждет добавки. При этом они ухитряются еще энергично разговаривать, делиться впечатлениями. Их бы на камеру снимать и в фастфудах показывать, да нельзя, обидятся.