Александр Бруссуев - Полярник

Впрочем, не будучи рабом желудка, достаточно спокойно переносил судовые продовольственные программы. Все равно, как бы ни извращались повара, а лучше супа, приготовленного женой или мамой, им не сделать.

Вновь потянулись часы, достаточно утомительные для их преодоления. Дед, падла, с нескрываемым удовольствием на лице пытался обременить меня работой, совсем необязательной, порой. Отказывать ему я не имел права — саботаж! Но вот потребовать обеспечить всем необходимым, согласно правилам техники безопасности — это, пожалуйста. Тот бегал за защитой к буйнопомешанному голландскому капитану, но скоро оставил свои попытки, когда я, распечатав требования ИМО (международной морской организации), выдержал словоистязания с последним (первым после бога).

— Что ты хочешь, дед? — утомившись беседой со мной, поинтересовался мастер.

— Хочу, чтобы его списали! — взвизгнул стармех.

— Что ты на это скажешь? — обратился на сей раз ко мне капитан.

— Да я, в принципе, не против, — ответил я. — Но, от работы я не отказываюсь. Также прошу увеличить мне жалованье в связи с тем, что мой контракт истек, а я до сих пор здесь.

— Ладно, идите оба! — в сердцах махнул он рукой и ушел в трехдневный запой. Усы у него обвисли еще сильнее.

Мы встретились в коридоре как-то, когда уже ехали снова в сторону Японии.

— Ты еще здесь? — удивился он.

— Угу, — ухмыльнулся я.

— Почему? — капитан вскинул брови. Усы тоже зашевелились к носу, но безуспешно, и снова поникли.

— Да работа у меня такая! — сказал я и пошел по своим делам. На сей раз я развлекал себя тем, что зашивал кроссовки с неброским названием «Найки». Порвались они, сердечные, через пять месяцев неэнергичной носки (раз в неделю). Правда, покупал их я в китайском магазине за двадцать два доллара. Да простят меня реальные производители за такое предательство!

Мастер еще мгновение постоял в раздумье, обозвал пространство «шайзе», грянул свистом бравую песнь и ушел по своим правительственным делам (подозреваю, что дела эти булькали и имели крепость в сорок градусов). Вообще-то все мы знаем, что свистеть в море нельзя. Но гордые и независимые европейцы часто пренебрегают этим запретом. А мы, суеверные, заслышав свист начальствующей особы, непроизвольно втягиваем головы в плечи и ждем беды.

Эх, сюда бы моего самого первого капитана, который вывернулся передо мной наизнанку на плавательской практике в бытность мою студентом ЛИВТа. Очень невысокого роста, лысый с абсолютно прозрачными глазами, он производил впечатление маньяка. Таким он и был, этот шишок с фамилией Шишук. При любом удобном случае таскался за мной и учил морским правилам и обычаям. Что бы я ни делал, все отдавало кощунством на его взгляд.

— Ты бы еще свистеть начал! — пугал он меня и с видимым удовольствием начинал учить жизни.

Впрочем, некоторые вещи, поведанные мне, были вполне разумными. Не все суеверия мракобесные. Пару раз изрядно ударившись головой, я навеки уверовался, что внутри судна нельзя наступать при движении на любые препятствия под ногами — их нужно всегда перешагивать — подволоки-то низкие, можно ненароком и голову сломать. Нельзя бросать за борт окурки, тем более мочиться с борта. Тут уж дело не в сохранении экологии, а в том, что море кормит нас, дает нам работу, надо его уважать.

Научил меня Шишук многому, а самое главное — делать вид очень занятого человека и стремительно исчезать при приближении любого начальства.

Тогда я думал, что капитан только ко мне, неопытному, питает страсть учительства. Меня несколько удивило, что это его хобби распространялось на весь экипаж, независимо от возраста. Все было достаточно беззлобно, но уж так надоедливо!

В ответ мы платили ему той же монетой. Вечером, посидев сообща в кают-компании на просмотре по видеомагнитофону чего-нибудь этакого интригующего, мы никогда не шумели. Шишук, любящий общество, всегда присоединялся к нам, ему выделялся самый удобный стул. Он начинал просмотр с нами, но через полчаса силы у него иссякали, он засыпал. По окончании сеанса мы, стараясь не шуметь, тихонько расходились. Последний выключал свет и закрывал дверь.

Капитан мог проспать в сидячем положении до рассвета, чем неоднократно пугал повариху, в шесть утра начинающую свой рабочий день. Откроет она дверь, включит свет, не сомневаясь в том, что одна, а тут со стула с кряхтеньем подымается капитан — и падает ей под ноги. Свои-то конечности за ночь затекли.

Повариха орет белугой, предчувствуя недоброе (капитанский паралич, или, того хуже), мастер на палубе молчаливо пилькает глазами — пытается собраться с мыслями и вспомнить, что он тут делает, и кто это орет над ним. Плач Ярославны прекращается только тогда, когда Шишук принимается осмысленно шевелиться.

Иногда, конечно, до утра капитан не досиживал: вставал в кромешной тьме, путался ногами в стульях — и опять на палубу, пытаясь сориентироваться в пространстве.

Все это происходило опять же беззлобно.

Вот только как бороться с одолевающей тоской, капитан Шишук не научил.

Однако опущенные ниже палубы руки нисколько не должны были влиять на мои ежедневные тренинги. Я продолжал каждое доступное утро (если здорово не качает) выходить на зарядку, после работы читать книги и смотреть фильмы на английском (этим я тешил себя, что практикую английский язык). Нельзя унывать, но так хочется себя пожалеть!

Мы минули очередной тайфун, скрывшись между островами, на одном из которых курился всамделишный вулкан. Я бодренько вышел на палубу в шесть тридцать, замахал на ветру руками в разные стороны, разгоняя сон и вялость. Повисел на рукотворном турнике и вдруг, посреди очередного подтягивания, увидел вдалеке на волнах пятнистую ленту шириной эдак в полтора метра. Лента эта причудливо извивалась и целенаправленно куда-то плыла. Очень она напоминала мне единое целое, что наводило на ассоциацию с огромной змеей. Анаконды в морях не водятся, да и эта штука была явно покрупнее.

Я протер глаза, забрался на верхнюю палубу — лента не исчезла, продолжала себе извиваться. Однажды в Персидском заливе я наблюдал, как плавают змеи посреди моря. Очень похоже, правда, раз в двадцать больше. Бежать за фотоаппаратом не было никакого смысла — нету у меня профессиональной камеры, а на свою хорошую, но бытовую, в этом случае надежды мало.

Конечно, можно предположить, что я вижу легендарного морского змея. Плюсы в этом предположении: я не пьян и вполне отдаю отчет реальности, к тому же я действительно вижу что-то. Минусы: морской змей вроде бы только легенда, по сообщениям очевидцев встречается он вне судоходных путей. Здесь же суда курсируют не так, чтобы очень уж редко.