Александр Бруссуев - Полярник

А однажды, в неопределенное время суток, я проснулся и испугался, что умер. Мне вдруг показалось, что, раз меня на судне никто не замечает, значит, может, меня здесь и не существует? Я посмеялся над этим бредом про себя, но не очень искренне. Уж перед собой можно быть честным.

«Шестое чувство» с Брюсом Виллисом ненавязчиво всплывало в памяти. Я вышел в коридор — пустота. Спустился вниз, в кают-компанию. Мимо торопливо прошел палубный урка, не глядя на меня. Воровал из офицерского холодильника недоеденный сыр и китайскую колбасную продукцию. Он прошел рядом, словно меня и не заметил, а, может, он пронесся сквозь меня?

Я спустился в провизионку, съел одинокий банан, но не успокоился. На палубе было как обычно сыро и серо. Я прошел вдоль фальшборта до бака и обратно, подышал воздухом. Море равнодушно шелестело о борт, луна упряталась за тучи. Да почему так тихо вокруг, черт побери?

На шею шлепнулось что-то холодное и склизкое. Летучая рыбка, влюбленный кальмар! Потянулся рукой, чтобы выбросить за борт, но ничего на себе не нашел. Подозрительно!

На трапе, подымаясь в свою юдоль скорби, неожиданно столкнулся со вторым штурманом. Он легкомысленно сбегал по лесенкам, надеясь доесть то, что не успел спугнутый урка. На меня даже не посмотрел. Что-то это было нисколько не удивительно.

— Серега! Здорово! — сказал я, но он ускакал дальше, не сбиваясь с темпа.

Я не поленился вернуться за ним. Но в офицерском месс-руме его не обнаружил. Оказался он, как выяснилось, в кают-компании урок. Сидел себе и точил лук с колбасой.

— Ты чего это, Серега, не здороваешься?

Он поднял на меня свой лишенный остроумия взгляд. Казалось, он задумчиво смотрит сквозь меня, усердно перемалывая челюстями адскую пищу. И ведь промолчал, гад!

Я для приличия кашлянул, привлекая к себе внимание, но штурман запихнул в рот очередную порцию отравы и не проронил ни звука. Вот ведь — великий немой!

В своей каюте я внимательно осмотрел бутылку виски «Сантори», но голову скручивать не стал. Алкоголь не хотел поглощаться организмом. Даже в профилактических и медицинских целях. Это тоже было подозрительным!

Я достал перочинный ножик и провел лезвием по пальцу. Больно, бляха муха! Да и кровь показалась. Но это все равно не убедительно. В рубку, что ли, сходить? Да пошли они все в пень! Если я приведение, то рано или поздно это выяснится.

Я, не раздеваясь, лег на кровать и стал думать:

«Я реален, я живой!»

Было очень жутко, временами настолько, что вскакивал с кровати и смотрел на себя в зеркало. Ничего интересного там, кроме учебного пособия с названием «Паранойя» не видел. Пальцы резать, чтоб убедить себя в том, что я пока еще теплокровное животное больше не хотелось.

Незаметно для себя провалился в сон. Снился мне, естественно кошмар. Кладбище с могилой двадцати шести Бакинских комиссаров, моя печальная жена, которая меня не замечала и на вытянутых руках передавала какому-то мулроку меч-кладенец. Мне не было места в моем сне, мне вообще не было места в этом мире.

Я проснулся и долго сидел на кровати, свесив руки ниже колен. Вот ведь прелюбопытное состояние: вчера не выпил ни грамма, а похмелье в наличие. Депрессивный посталкогольный синдром тотальной беспомощности и гнетущего одиночества. Как в рассказе замечательного писателя Владимира Дмитриевича Михайлова под названием «Особая необходимость» — одиночество прекрасно, но оно хорошо лишь на миг. У меня же этот миг что-то очень уж долго длится. Я вдруг сделался настолько никому не нужным, что даже перестал чувствовать связь с семьей. Будто меня позабыли жена и дети. А ведь только для них я и истязаю психику долгие месяцы.

Вдруг в дверь моей каюты раздался стук. Я ему не поверил, но на всякий случай с кровати привстал. Стук повторился, более решительный. Я открыл дверь — на пороге стоял электромеханик Витя:

— Здорово! А я думал ты уже домой уехал! Пошли в Китай сходим?

— А мы разве уже приехали?

Витя хмыкнул и оглядел мою каюту в поисках пустых бутылок. Не обнаружив ни одной, вопросительно уставился на меня:

— Предположение, что ты здесь бухаешь в одиночку, оказалось неверным. С тебя проставка за предстоящий в Японии отъезд.

Я только рукой махнул:

— В прошлый раз уже уезжал.

— Да брось ты кручиниться! Вот я однажды попал, так попал! Пошли в Китай, там расскажу!

— Слушай, Витя, а ты меня видишь в реальности? Или это мне мерещится?

— Короче, жду тебя через пятнадцать минут у трапа! — сказал электромеханик и ушел.

Переодеваясь в город, обнаружил у себя на спине сплющенного и полусухого кальмара.

— Теперь понятно, почему мне было так хреново! Это все ты виноват, романтик, твою мать! — сказал я кальмару и выбросил его в мусорное ведро. Горячий душ неожиданно благотворно подействовал не только на тело, но и на душу.

Китай для нас ограничился ближайшим магазинчиком со знакомой продавщицей. Она не подала виду, что знает о моей эпопее с подстрижкой, обрадовалась, как старым знакомым. Выставила ближе к углу малюсенький столик, на который только-только влезли две бутылки пива и соленая рыба в зелени и соли.

Витя от пива отказался:

— Ну а чего мелочиться? Мне, желательно, покрепче!

Я ему сказал, чтоб он только местной водки не брал, какой бы «Смирновской» она не называлась.

— Девушка, подайте мне тогда вон тот сосуд, с ящерицей внутри. Надеюсь, если я глотну из него, не повторю судьбу этого гада?

Витя хлопнул стопку, закусил рыбкой и потребовал себе пельменей. Я потягивал пиво «Голубой ковбой». Из китайских сортов оно оказалось наиболее приемлемым на мой вкус. Только почему «ковбой»? Да еще и голубого цвета? Таков, наверно, непостижимый китайский юмор.

Витя поведал мне историю, очень напоминающую по сюжету фильм Спилберга «Терминал». Роль Тома Хэнкса довелось играть ему. В паузах он все ближе подбирался к ящерке, потом, когда девушка — продавщица включила вполне европейскую музыку местного пошиба, приглашал на танец то саму продавщицу, то ее маму. Он садил визжащих и весьма польщенных дам себе на плечо и колыхался под ритм «Море волнуется раз».

Суть его приключения сводилась к тому, что полетел он на пароход в Бангкок. Вылез в аэропорту, но встречающего агента не обнаружил, как бы ни всматривался в толпу. Никто не объявился ни через час, ни через два, ни даже через два с половиной часа.

Пошел в службу иммиграции. Очень важный чиновник внимательно выслушал все объяснения Вити, покивал головой, потом на пальцах объяснил, что по-английски не понимает. Что же — бывает!

Витя вытащил специально заготовленную бумагу, так называемое «Гарантийное письмо», где был четко обозначен телефон агентства, отвечающего за встречу и высылку человека на нужное судно. Чиновник нехотя принял бумагу, мановением руки отправил Витю дожидаться известий на скамейку перед офисом.