Ева Гончар - Рассвет над океаном

— Ты и Лайл. Я побоялась отдавать в лабораторию свою кровь. Сказала Сидни, что, якобы, хочу проверить, действительно ли Лайл — отец одного маленького мальчика.

— Откуда у тебя… А, да, вчерашние салфетки.

Садится на край стола. Закрывает глаза и потирает виски, словно у него внезапно заболела голова. Повисает пауза. Чёртов сканер до сих пор пищит! Выключаю маячок, писк прекращается. Теперь слышны лишь шум дождя и глухой рокот волн, ударяющих в дамбу.

— Этот сигнал никто не принимал, — говорю я неизвестно зачем. Просто чтобы нарушить паузу.

— Я догадался, — отвечает Джарод.

Я ожидала, что он будет рвать и метать. Его заторможенность меня пугает.

— Ты мой брат, Джарод! Ты тоже Паркер! И ты так спокоен сейчас!..

— Спокоен? Спокоен, Мия?! — он издаёт смешок, больше похожий на всхлип. — Хочешь знать, что я чувствую, да? Мне так больно, что впору наложить на себя руки! Но это нам ничем не поможет.

— Ты простишь меня?

— Прощу что? Спектакль, который ты устроила?

Тяжело поднимается, подходит ко мне и смотрит на меня сверху вниз.

— И то, что я втянула тебя… в кровосмесительную связь.

Вместо улыбки у него получается болезненная гримаса.

— Ещё неизвестно, кто кого втянул, сестрёнка. Это были лучшие дни в моей жизни.

Аккуратно застёгивает три верхних пуговицы моей блузки, расстегнувшихся в нашей короткой схватке.

— Разве то, что ты хотела меня защитить, нуждается в прощении? Я всё понял, Мия. Ты собиралась избавиться от меня и заживо похоронить себя в Центре. Я никогда бы не узнал, что мой отец — мистер Рейнс и что я влюбился в собственную сестру. И тебе не пришло в голову, что знать всё это — и вполовину не так скверно, как думать, что ты меня предала!

Кончиками пальцев касается моей щеки.

— Я не позволю тебе остаться в Центре. Его прощальный подарок мы понесём вместе.

Ещё одно слово, и я зареву!

Джарод больше ничего не говорит, но садится рядом и обнимает меня. Я утыкаюсь лбом в его плечо, вдыхаю запах, успевший стать родным… И слёзы прорывают оборону. Оказывается, их было много. Он гладит меня по спине и терпеливо ждёт, пока я успокоюсь. Мягко отстраняется.

— У тебя тушь потекла. Умоешься?

На полке под зеркалом в ванной — две зубных щётки в стакане, флаконы и баночки с женской косметикой. Расчёски и щётки для волос. Два полотенца. Два банных халата на вешалке. И я снова начинаю плакать.

Вернувшись наверх, вижу на столе раскрытый докторский саквояж. Джарод копается в нём с сосредоточенным видом.

— Мия, сядь поближе к свету и подними рукав.

— Что ты собираешься делать?

— Взять твою кровь для анализа.

У меня перехватывает дыхание.

— Джарод… Ты что? Ты думаешь, это может быть ошибкой?

Он поднимает на меня глаза. Они кажутся совсем чёрными.

— Честно? Вряд ли. То, что Лайл — твой брат… почти бесспорно. Почти, потому что Центр — чудовищное нагромождение лжи. Любая информация, из него исходящая, должна быть проверена. Помнишь, я уже говорил, что доверяю теперь только самому себе.

Помню, говорил. Делаю, как велено. Он устраивается напротив, берёт мою руку и держит её, поглаживая. Единственная теперь доступная нам ласка — стараюсь её растянуть.

— Четыре года назад ты сказал, что мой брат — не ты. Почему ты тогда так решил?

— Я узнал группу крови твоей матери, у неё была первая. А у меня — четвёртая. Я не мог быть сыном Кэтрин Паркер. Повода думать, что у нас с тобой общий только отец, у меня тогда не было.

— Ясно.

Жгут, иголка, пластиковая пробирка с яркой крышкой.

— Поработай кулаком, Мия.

Тонким ручейком надежды в пробирку набирается кровь.

— Ну вот и всё, — говорит Джарод со вздохом, заклеивая ранку. — Сейчас я поеду в Чикагский университет, где делал экспертизу для Чарльза, Эмили и Итена. Надеюсь, меня там ещё помнят. Если всё сложится удачно, результаты будут сегодня вечером, и завтра мы убежим.

Убирает пробирку в карман куртки.

— А ты отправишься домой и ляжешь спать. И, пожалуйста, больше не пей! Можешь сегодня не ездить в Центр?

— Нет, — качаю я головой. — Сидни не станет прикрывать меня два дня подряд.

— Тогда будь тише воды ниже травы.

— Дай мне знать… о результатах.

— Мия, ты придёшь сюда завтра утром и всё узнаешь.

— Слишком долго ждать. Я хочу узнать раньше! Клянусь, я приду завтра, какими бы они ни были!

— Хорошо, — произносит он после секундного колебания. — Попрошу Сидни передать тебе привет. И сказать, что чудеса бывают, если окажется, что мы не родственники. Где твоя накидка? Нам пора.

Перед тем, как покинуть яхту, он снова обнимает меня и заглядывает в лицо.

— Никого дороже, чем ты, у меня нет. Если мы не сможем остаться вместе, мы научимся быть счастливыми, как брат и сестра. У нас всё будет хорошо, Мия. Вопреки Центру, вопреки судьбе. Обещаю!

— Доктор Гаусс, вы в своём амплуа! — смеётся Моника Сундквист, круглые очки подпрыгивают на её круглом лице. — Пропадать неизвестно где полтора года и вернуться с заявлением, что у вас в кармане лежит образец, который срочно нужно проанализировать!

— Простите, доктор Сундквист. Если это неудобно…

Каждое слово даётся мне с трудом, но я стараюсь быть милым.

— Что вы, какое неудобство! После того, что вы сделали для нашей группы! Да хоть каждый день анализируйте у нас свои образцы!

Полтора года назад я распутал здесь сложную историю с фальсификацией данных, угрожавшую научной карьере Моники и существованию всей её лаборатории. Хорошо, что меня не забыли.

— Пойдёмте, я сделаю кофе. Ребята скоро соберутся, они будут страшно рады вас видеть!

— Если позволите, Моника, я бы хотел немедленно приступить к работе. У меня очень мало времени.

— О, разумеется! Я покажу вам место, где никто не будет вас тревожить.

Моложавая шведка идёт впереди меня по коридору, оживлённо рассказывая мне о переменах в лаборатории, случившихся за это время. В другой день я бы с удовольствием её слушал, но сегодня слова не долетают до моего сознания. У неё коренастая подтянутая фигура и жёлтые волосы, неизменно коротко подстриженные. Она сердечная и умная женщина. Полтора года назад она со мной флиртовала, мне нравилось её деликатное кокетство, и она сама мне нравилась. Теперь это кажется невероятным. В моей вселенной теперь безраздельно царит Мия.

Что мы будем делать, если это правда? Как мы будем выпутываться?..

— В этой комнате сегодня никого не будет, кроме вас, — Моника распахивает передо мной дверь. — Между прочим, мы сохранили ваши коробки — морозильная камера в конце коридора, вторая полка снизу — и ваш лабораторный журнал — архив, верхний ящик справа. Возможно, всё это вам пригодится.