Александр Демченко - Поднебесный гром

Показалась небольшая обрывистая долина горной реки, и шум потока сразу заглушил все остальные звуки. Миновав заросли арчи, Андрей оказался у воды, прозрачной, снеговой. Вода так и кипела на перекатах, неслась сумасшедше вниз, плевалась, брызгалась, сверкая на солнце, и неумолчно грохотала. Андрей долго любовался речным потоком, нагромождениями камней, причудливыми карликовыми деревцами. Они росли в самых неожиданных местах: у береговых круч, среди камней, на отвесных скалах. Тут же среди скал прыгал симпатичный зверек в коричневой шубке, с белой полоской, идущей от грудки к животу. Это была ласка. Вначале она нырнула под скопище камней, затем снова показала свою остренькую мордашку с блестящими, как изумрудины, глазками.

«Вот бы поймать для Ольги!» — подумал Андрей, но тотчас же отказался от этой затеи: разве поймаешь такого хитрого, ловкого зверька?

Не получилась и рыбалка: крючок цеплялся за камни, нажива поминутно срывалась. За каких-нибудь полчаса Андрей опорожнил всю коробку с кузнечиками, попробовал раздобыть червей, но они, видать, глубоко запрятались, спасаясь от палящего солнца… Пришлось ни с чем вернуться на пасеку.

— Эх ты, горе-рыбак, — шутили над ним старики, — ни одной размалюсенькой форельки! Хоть бы для запаху…

— Да уж больно норовиста ваша река…

— Горные реки завсегда такие. Кипучий норов. А ты уж справиться не мог. Сверхзвуковые усмиряешь, а тут сплоховал.

К его приходу на костре уже сварилась картошка в мундире.

Когда уселись завтракать, Федотыч испытующе глянул на Андрея:

— Медовушки нацедить?

— Прямо с утра?

— Было б предложено…

Быстро опустел котелок. К этому времени сердито забулькал и «фронтовичок», извещая: поспел. Пили чай, заваренный душицей, и Дмитрий Васильевич вновь нахваливал мед, а заодно и пчел.

— Пчела — самое благородное в мире существо, тут, по-моему, и Федотыч перечить не станет.

— Не ста-ану, — согласился старичок и прилег, блаженно щурясь на солнце.

Тесть опять наполнил пиалу ароматным чаем. Его лоб блестел от пота, редкие волосы прилипли ко лбу, и глуховатый, убаюкивающий голос звучал в тишине:

— Пчела чистоту любит, а трудолюбива — страсть! Потому небось и живет всего тридцать дней: быстро изнашивается. Ты посмотри на пчелу, когда она с поля возвращается груженая, что бомбардировщик.

— Ну и сравнил! — хохотнул Федотыч.

— А что? Похоже. И падает она к летку тяжело; иная не может сразу войти, сидит, отдыхает. Отдаст добычу — и снова в полет, на работу.

— Прямо как ударник комтруда! — подхватил Федотыч.

— Ударник не ударник, а свое дело справно делает. На совесть. Нам бы у нее поучиться.

Андрей улыбнулся:

— Тебе бы, отец, лекцию о пчелах в школе прочесть. Всех бы выпускников в пасечники сагитировал.

— Да, их сагитируешь. Молодых сюда и пряником не заманишь. Им подавай город. А что в том городе? Шум, пыль…

Федотыч, пригревшись на солнышке, уже похрапывал.

Дмитрий Васильевич, словно боясь его разбудить, тихо спросил:

— Скажи, Андрей, как у тебя там?..

— Что — как?

— Ну, работа и вообще… — Он помялся: — Хочешь бобылем остаться?

— Не надо об этом, отец.

— Я понимаю, — вздохнул тесть. — Но ведь жизнь-то идет.

— Идет, — согласился Андрей, — скоро уже Ольгу замуж выдавать буду.

— Погоди об Ольге, о себе подумай. Я ведь тебе добра хочу. За сына ты нам со старухой теперь. Одни ведь мы на всем белом свете остались. Что же касаемо Ольги, ты не беспокойся, пусть у нас остается. Сам посуди, трудно ей с тобой. А у нас присмотр и вообще… Пусть погостит у нас, а? Все ж на старости и нам веселей… А тут и школа рядом, только дорогу перебежать. И хоромы у нас — сам знаешь какие! А то ведь женишься — неизвестно, как они поладят. Подумай, Андрей, хорошенько подумай. Как ей лучше…

— Ладно, спросим у нее самой. Согласится остаться, я возражать не стану.

Перед Струевым сидел маленький — лицо детское, в веснушках — человек по фамилии Волк. По всему видать — непоседа. Это было заметно по той нетерпеливости, с какой он выслушивал Струева, по его быстрым, острым глазам, которые перебегали с одного предмета на другой, ни на чем, казалось, не задерживаясь.

Струев вводил его в суть дела.

— Лев Сергеевич, а как же с полетами? — не выдержав, перебил его Волк.

— Дойдем и до полетов. Вначале о житье-бытье. На первых порах тебе придется остановиться в гостинице, но это временно: пока новый дом не сдадут…

— Да я, собственно…

— Тормози! — недовольно остановил его Струев. — Тебе дело говорят. Летчику-испытателю положена отдельная квартира. Ты холостяк?

— Женат. Но жену я пока оставил в Чернигове.

— Тогда тем более! — Струев с любопытством оглядел Волка. — Когда ж ты успел? А? Тебе сколько?

— Двадцать восемь.

— А выглядишь как зеленый огурец.

— Так ведь маленькая собачка до старости щенок! — Волк развел руками.

Струев снисходительно улыбнулся.

— Теперь о полетах, — сказал он. — Две недели на подготовку и сдачу зачетов достаточно?

— И одной хватит! — Волк рубанул рукой. — Технику эту я знаю назубок, до винтика. Три года на такой летал!

— Тормози! — Струев снова поморщился. — У нас, запомни, не обыкновенные полеты, а испытательные. Понял? Профили заданий и методику их выполнения надо как отче наш знать. А летные ограничения — назубок!

— Да меня хоть ночью разбуди…

— Увидим… — Струев немного помолчал и добавил: — А вообще-то радуйся, что наш старшой в отпуске. Ох и погонял бы он тебя!

— Я костистый. Выдюжил бы.

— Как сказать… Въедливый мужик. Так что, как подготовишься, сразу зачеты — и за работу! — подытожил Струев.

— А что мне готовиться, я и сейчас готов к любой экзекуции.

Струев смерил его насмешливым взглядом, чуть скривил губы:

— Ишь какой прыткий! Запомни: пересдавать зачеты мне — все равно что уходить на второй круг с остановленным двигателем.

— Органически не перевариваю ухода на второй круг! — Волк смотрел весело, с нахалинкой.

— Хорошо, — насупившись, сказал Струев.

На зачетах Волк действительно показал, что технику знает отменно.

«Посмотрим, каков ты в воздухе», — подумал Струев.

К учебно-боевому самолету их подвез юркий «рафик».

— В кабину! — кинул, не оглядываясь, Струев.

Волк чуть замешкался («А самолет осматривать?»), но решительность тона, краткого, как приказ, заставила повиноваться, и он быстро, с кошачьей ловкостью вскарабкался в кабину. Оттуда торчала только его голова в белом колпаке защитного шлема.

— Дожили, дети летать стали! — Струев подмигнул механику и начал медленно, с достоинством подниматься вверх по стремянке.

— Взлет и посадку выполню я, — сказал он по СПУ [4] СПУ — самолетное переговорное устройство. . — Первый полет — ознакомительный.