Александр Кулешов - Пересечение

Углядев двух, особенно красивых, я фотографирую их со спины (по-моему, женщина сзади выглядит куда красноречивей, чем спереди, особенно с такой походкой, как эти). Когда пойдут обратно, сфотографирую анфас.

— Смелый ты парень, — слышу я сзади голос толстяка. — А если б обернулись? Или ты чемпион по бегу?

Я смотрю на него с некоторым удивлением.

— Чемпион, — говорю, — а что?

— От полиции не убежишь, — он машет рукой, — а от таких стрекоз легко не откупишься. — Сообразив наконец, что я не понимаю, о чем речь, он продолжает: — Ты что, с луны свалился, или у вас там, в Нью-Йорке, другие законы? Если фотографируешь такую вот русалочку без ее разрешения, она ж с тебя по суду за это три шкуры сдерет. Как же — посягательство на ее нравственность, или достоинство, уж не знаю как. Знаю только, что в прошлом месяце двое французов здесь на этом попались. В газетах писали. Ты не француз?

— Нет, — говорю на своем лучшем американском, — спасибо за предупреждение.

— А я же слышу — из Нью-Йорка. Так что лучше, парень, делай как я: фотографируй глазами. Дешевле обойдется. Ха-ха-ха.

Он заливается смехом, а я, сделав ручкой, возвращаюсь в отель. Ну их к черту! Чуть не влип, баб, оказывается, нельзя фотографировать. А еще чего нельзя? И что можно?

Включаю телевизор. Попадаю удачно — как раз уголовная хроника. Ну и ну! Там застрелили, тут зарезали, еще где-то изнасиловали (насилуют направо и налево, это, оказывается, можно, сфотографировать, видите ли, нельзя!). Прихожу к выводу, что если что и можно здесь делать — так это убивать и грабить всех подряд. Впрочем, вывод для меня не новый, я это еще по моим детективам знал. Они, кстати, очень реалистичны, эти детективы, «капиталистический реализм».

Опять вышел погулять и словно погрузился в их мир. Бензоколонки, бунгало, ресторанчики вдоль автострады, гигантские универсамы, окруженные автомобильными стоянками, бесконечные вереницы мчащихся по шоссе великолепных машин, но и какие-то унылые закоулки, мусорные кучи, негры и негритята возле халуп, белье на веревках, набережные с пляжами и пальмами, какие-то виллы, не виллы, а прямо дворцы за высокими стенами, неторопливо скользящие полицейские патрульные автомобили с мигалками на крыше — все это собрано вместе и увидено мной за полутора-двухчасовую прогулку. И все точно, как в фильмах, как в детективах. Не хватает только гангстеров с пулеметами. Но эти, наверное, выходят на прогулку по ночам.

Вернувшись в отель, замечаю, что дверь моего номера снабжена глазком и цепочкой. Это в отеле-то!

Вечером за нами приходит машина, и мы едем на виллу продюсера. Ужин при свечах на террасе под шепот океана и тихую музыку, обслуживают негритянки. Вилла большущая, обставлена в стиле модерн. На стенах в рамках какая-то чудовищная мазня (словно обезьяны рисовали хвостами). Наш хозяин с гордостью демонстрирует свою «Третьяковку» и каждый раз называет цену шедевра. Астрономическую!

Какая вилла, какая мебель, какие блюда! И какая дочь у хозяина! Спортивная, красивая (ну, может, и не очень), энергичная. Отец в ней души не чает и ради нее готов на все. Вот бы на ком жениться! Уж о счастье своей дочери этот отец позаботится, уж своему зятю он найдет приличное местечко. Чтоб бедняжка не слишком переутомлялся.

А по вечерам мы с женой сидели бы на этой террасе с коктейлями в руках или принимали таких же благополучных друзей. А может, папа расщедрился бы нам на отдельную виллу? Или яхту? А может…

Ну тут моя семейная идиллия с дочкой чадолюбивого продюсера грубо обрывается: входит какой-то верзила в белом смокинге и увозит ее на вечеринку. Это, оказывается, ее «бой», необъявленный жених. Когда они уходят, родители радостно сообщают нам, что он — сын владельца половины голливудских универсамов. Будучи объективным, я признаю про себя, что такая партия выгодней, чем аспирант института иностранных языков Борис Рогачев, чей отец всего лишь средней руки чиновник департамента внешней коммерции.

Я оставил его но в лучшем состоянии, что меня беспокоит. Говорю об этом вслух. Наши хозяева проявляют искреннее сочувствие, спрашивают мой домашний телефон, и через пять минут я слышу голос отца так ясно и четко, словно он в соседней комнате. Он старается меня успокоить, но ему это плохо удастся. Он рад за меня, пусть я не волнуюсь, работаю, отдыхаю, совершенствуюсь в языке… А у него все в порядке.

Как же!

Разговор меня огорчает, и в отель возвращаюсь невеселый. Выхожу в лоджию, любуюсь ночным океаном, звездным небом, подсвеченными пальмами и клумбами, цепочкой огней на дальней набережной. Настроение поднимается. Возвращаюсь в комнату, включаю телевизор и с середины смотрю очередной детектив, полный крови, воплей и стрельбы. В это время раздается тихий стук в дверь. Час ночи, кто бы это мог быть? Подхожу к двери, смотрю в глазок и вижу… Сэма и Джен.

Радостно открываю, она бросается мне на шею, он довольно мурлычет. Я лезу в холодильник, по Сэм останавливает меня:

— Боб, ты сильный, выносливый мужчина. Тебе нипочем перелеты, разница часовых поясов, бессонные ночи… Поедем с нами! Отпразднуем твой приезд. Когда у тебя завтра работа?

— Они пришлют машину к девяти, — машинально отвечаю.

— К восьми ты будешь в номере! Успеешь побриться, сходить в туалет и сделать вид, что ты проспал всю ночь в собственной постели! — Он подмигивает и смеется.

Джен вторит ему. Я пребываю в нерешительности и, когда выхожу из этого состояния, то обнаруживаю, что, одетый и обутый, сижу в машине между Сэмом и Джен и мчусь по ночному шоссе в Голливуд.

В окно задувает соленый океанский ветер, из приемника льется дивная музыка, Джен обняла меня за шею, положила голову мне на плечо… Сказка! Меня охватывает какое-то особое чувство — мне все нипочем, на все наплевать, такое не повторяется, надо ловить мгновенье, наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться!

Я не очень хорошо запомнил эту ночь. Наверное, напился, хотя такого со мной давно не случалось, вернее, никогда. Да и выпил немного. И все же такое ощущение, словно не я собой командую, а кто-то другой, вернее, никто, словно меня лишили воли. Смутно помню какой-то экзотический гавайский ресторан, потом бар, потом подвальный кабачок, где на сцене сначала танцевали обнаженные девицы, а затем выходили пары и выделывали черт знает что, затем какая-то комната вся в диванах и пуфах, зеркалах и свечах, и мы с Джен на диване… А потом вообще уже ничего не помню.

…В отель Сэм доставил меня в семь утра, сам заказал мне в номер черный кофе, развел в стакане с водой какие-то пилюли, заставил выпить, и через полчаса я был в порядке. Правда, когда брился, глядя в зеркало, пришел в ужас — бледный, под глазами мешки, отекший.