Юлия Власова - Каллиграфия

На грязных улицах Бхалапура кричали и бранились торговцы, сновали по брусчатке рикши, жался к обшарпанным стенам бедный люд, и сквозь всё это столпотворение с трудом проталкивались чумазые мальчишки, в числе которых был и двенадцатилетний Вазант. Стояла вонь, духота, над городом висел туман, и дышалось с трудом, но ребята были до того напуганы, что остановиться и перевести дух просто не могли. Две черные машины с тонированными стеклами, словно гигантские хищники, неумолимо следовали за ними по пятам. Народ расступался, лавочники умолкали, извозчики сворачивали в безлюдные проходы, куда и Вазант с товарищами непременно бы свернул, если бы не наказ матери: «Как заметишь погоню, постарайся слиться с толпой, но ни в коем случае не прячься в закоулках. Это подлинные мышеловки для таких мышат, как ты».

Убогие домишки без стекол буквально наседали друг на друга, и стиснутые между ними горожане были вынуждены нырять в подвалы и канализационные люки, чтобы не попасть под колеса иностранных автомобилей, которые так нечасто жалуют в зловонные кварталы.

— Это богачи, да, бабушка? И они будут раздавать сладости? — спрашивала какая-то девчушка, высовываясь из окна и показывая пальчиком на дорогу.

— Тише, тише, иди сюда, — испуганно говорила старушка, отстраняя внучку от проема и прижимая к иссохшей груди. — Да, богачи, — прибавляла она ласково, не решаясь дать им иное наименование: работорговцы.

Вазант бежал без оглядки. Толпа поредела, и он слышал рядом учащенное дыхание товарищей, которые уже почти отчаялись найти выход из этого нескончаемого каменного лабиринта.

— Куда ты нас завел?! — внезапно воскликнул его приятель. — Здесь же тупик!

Кирпичная стена, усеянная объявлениями и плакатами. Они пытались стать друг другу на плечи, чтобы перебраться на ту сторону, но им недоставало росту.

— Пропали! — захныкал кто-то, завидев вдали поблескивающих металлом «вестников гибели». Там, внутри, кожаные сидения, вентиляция, благоухание, а за рулем — те, в ком едва ли осталось что-то человеческое.

— Нет, не пропали! — храбро крикнул Вазант. — Вспомните про Волшебные Деревья!

— Волшебные Деревья — миф! — шмыгая носом, возразил кто-то.

— Если веришь всем сердцем, будешь спасен! — с горячностью ответил юный индиец.

Вдруг из бараков в ребят полетели камни, и один больно ударил вдохновителя в лоб.

— Убир-райтесь, убир-райтесь! — зашипели оттуда. — Вы накликали беду, и теперь нас тоже схватят.

— Кому нужны бродяги вроде вас?! — с вызовом бросил Вазант. — Они охотятся только на крепких и здоровых, а не на тех, у кого кожа да кости!

— Вс-сё равно, убирайтесь, — И град камней возобновился. Между тем «черные тучи» на колесах приближались, зловеще шаря фарами в смрадном тумане. Путь к отступлению был отрезан.

«Что скажет отец, когда узнает о моем похищении?! — с содроганием подумал мальчуган лет десяти, бывший среди ребят. — Каково будет моей младшей сестренке?!»

И тут его красное, заплаканное лицо озарилось светом надежды. Как неистовый, бухнулся он на колени прямо перед машинами и стал шептать:

— О, Волшебные Деревья, спасите, спасите меня! О, спасите меня!

Его примеру последовали многие, но не все. Не все были так наивны, чтобы верить в «подобную чушь». Старшие метались, как куры, которым в следующее мгновение свернут шеи.

А Вазант умолял о спасении так исступленно, что не воспринимал ничего вокруг. Прекратился каменный град, беднота затаилась в своих убежищах, когда дверцы машин распахнулись и из салонов выпрыгнули не то люди, не то звери, накинувшись сперва на самых суетливых из своих жертв.

— Не дайте уйти этим молящимся! — зарычал один из охотников. — Они вот-вот исчезнут!

Пророчество не замедлило сбыться: Вазант и несколько его друзей растворились в воздухе, и больше их никто не видел.

Кристиана порядочно утомляло втолковывать Джулии грамматику японского, но, увы, он сам был виноват в случившемся, ненароком раскрыв свои выдающиеся познания в этом языке. Студентке второго курса Академии Деви, к тому же такой прехорошенькой студентке, он отказать никак не мог. Да и настойчивости Джулии было не занимать. Именно поэтому они сидели теперь в белой пагоде сада сакур, и девушка то и дело рвала рисовую бумагу сильным нажатием кисти. Другой бумаги в пагоде не нашлось.

День подходил к закату, и сад снаружи затих, как бы готовясь к этому прекрасному времени суток. Только пчелы по-прежнему гудели, да робко стрекотали сверчки. Повсюду — ни ветерка.

— Совсем я с тобой замучился, — вздохнул Кристиан, усталым движением расправляя складки плаща на коленях. — Напиши это предложение еще раз.

Джулия с удвоенным рвением принялась выводить иероглифы и тут же посадила кляксу.

— Ничего, я научусь! Ведь с первых занятий не прошло и недели, — поспешно сказала она.

— Вам чаю? Или, может, саке? — поинтересовалась вошедшая Аризу Кей. На ней было дивное светло-голубое кимоно и легкие туфельки, свои черные волосы она собрала в пучок на затылке, и лишь несколько прямых прядей свисало со лба. Хранительница сада лучилась добротой, а ее цветущее лицо было лицом самой очаровательной японки на свете.

— Не издевайся, пожалуйста, — раздосадовано промолвил Кристиан. — Завари нам чаю. Да погорячее.

— Мне, если можно, с листочками мяты, — осторожно попросила Джулия.

— Вижу, у вас не очень получается, — участливо заметила японка. — Я могу сменить тебя, Кристиан.

— Да уж незачем. Лучше вот ее смени, — и он указал на незадачливую ученицу. — Уже вечер, а мы ни на шаг не продвинулись.

— Но вы сами вызвались меня обучать, синьор Кимура! — возразила та. — Не бросать же начатое! Тем более, здесь кругом такое спокойствие и безмятежность. Как хорошо, что в прошлом году мы с Франческо открыли это место!..

— … Как сейчас помню, — продолжала она в беседке, где Аризу Кей накрыла столик на троих. — Сначала темные коридоры Академии, пыльная комната с глобусом-телепортатором, преследователи за дверью… А едва я прикоснулась к Японии на карте, как мы перенеслись сюда. Аризу медитировала на балкончике, — девушка усмехнулась и отпила из чашки.

— Теперь, кажется, глава Академии упразднил этот прибор, я имею в виду глобус, — мягко произнесла японка. Ее речь была подобна журчанию ручейка, что протекал под мостом с узорчатыми красными перилами. Кристиан, обыкновенно любивший слушать ласковый говор Аризу Кей, сегодня явно был не в духе.