Юрий Стукалин - Евангелие от Чаквапи

— Всего несколько вопросов, — успокаивающе заметил сидевший в центре человек в очках с толстыми линзами, назвавшийся Санчесом.

Но несколько вопросов вскоре превратились в перекрестный допрос. Не успевал я закончить отвечать на один, как из другого угла раздавался следующий. Бесконечная цепочка — кто мы, откуда, как нас зовут, как оказались в лагере ФАРК, кто из повстанцев поддерживает с нами наиболее тесные отношения, как мы связаны с русской мафией, по каким каналам переправляется кокаин, сколько получили за партию проданного нами ФАРК оружия, наше звание в ФСБ, как нас зовут, откуда прибыли, как намеревались покинуть страну, номера наших банковских счетов… Вопрос следовал за вопросом, порой повторяясь, и могло сложиться впечатление, что люди эти страдали провалами в памяти. Усталость брала свое, хотелось пить, есть и спать. Внутри бушевала лютая злость на этих говнюков, мучавших меня бестолковыми вопросами после зловонной ямы, побоев, после того, как меня едва не убили повстанцы, с которыми не может справиться их хваленая армия со всеми ее вышками, вертолетами и спецназами. Я отвечал, отвечал и отвечал, стараясь сдержать эмоции, но когда вновь услышал очередной вопрос о своем имени, взорвался:

— На этот вопрос я отвечал уже четыре раза, и мне кажется, что этого достаточно! Позапрошлую ночь я провел в подвале с крысами, прошлую — в мокрой земляной яме, а эту, судя по всему, проведу, отвечая на вопросы людей, у которых хреново с ушами! Вы составьте список, и завтра, отоспавшись, я письменно на него отвечу.

Лицо Санчеса вспыхнуло, он хотел было что-то сказать, но затем молча встал и вышел, прихватив бумагу, на которой в процессе допроса делал какие-то заметки. Двое других остались сидеть в комнате, но вопросов больше не задавали. Я откинулся на спинку стула в ожидании дальнейших действий с их стороны, закрыл глаза и не заметил, как заснул.

— Последний вопрос, — голос доносился издалека, словно был частью сна. Кто-то тормошил меня за плечо. Я приоткрыл глаза. Санчес, вышедший ранее из комнаты, стоял напротив, протирая салфеткой очки. — Твои слова соответствуют тому, что сказал… — он надел очки, заглянул в бумажку и прочитал: — «Никита Платов, и наш летчик, вывезенный вместе с вами». Но никто из вас не может пояснить мне утверждение пленного фарковца о том, что вы украли некий важный документ. Что это за документ?

— Не знаю, — ответил я, чистосердечно глядя ему в глаза. — Ваш летчик может подтвердить, что при нас были только автоматы.

— Он говорит, была еще сумка.

— Да. Я прихватил ее у убитого боевика, когда мы бежали из лагеря ФАРК, надеясь, что в ней будет фляга с водой или еда. Но там оказались только томик Ленина и порнографический журнал. Хорхе может подтвердить, что я выкинул их в джунглях вместе с сумкой.

— Нда‑а, — протянул Санчес задумчиво. — Не думаю, что это была такая уж невосполнимая для них потеря. — Он махнул рукой и добавил. — Ладно, тебя проводят, покажут, где ты сможешь поесть, принять душ и выспаться. Если что-нибудь вспомнишь, скажи дежурному, он сразу соединит тебя со мной. Да, и еще, — Санчес сел на стул, положив перед собой одну из бумаг, которые держал в руке. — Пришло сообщение от мексиканских спецслужб. В нем подтверждается, что вы были похищены бандитами Ромео Карраско и переправлены на нашу территорию в лагерь ФАРК. Извини, но у нас идет настоящая война, и мы вынуждены перепроверять все данные. Мне известно, сколько вам пришлось вытерпеть в лагере повстанцев. Одного вашего вида достаточно, чтобы понять это.

Дверь раскрылась, вошел человек в военной форме с повязкой на рукаве «дежурный». Санчес встал:

— Лейтенант проводит тебя. Отдыхай, — сказал он, давая понять, что разговор закончен.

В коридоре меня уже поджидал Ник. Он стоял, оперевшись плечом о стену, понуро разглядывая свои рваные, грязные кроссовки. Дежурный проводил нас на третий этаж, открыл одну из дверей, пропустил нас вперед и вошел следом. Мы осмотрелись. Небольшой холл и просторная комната, в которой стояло две кровати с тумбочками, холодильник и шкаф. На одной из тумбочек примостился телефонный аппарат.

— Телефон местный. Если вам что-нибудь понадобится, просто поднимите трубку. В шкафу найдете чистую одежду и новую обувь ваших размеров. Еда и напитки — в холодильнике, — сухо пояснил дежурный и указал на белую дверь в холле. — Здесь душевая кабина и санузел. — Говорил он без эмоций, словно выдавал заученные фразы. — Полотенца, одноразовые бритвы и банные принадлежности там для вас приготовлены.

— Хорошая камера, чистенькая, — Ник кивнул на зарешеченное окно, в которое уже пробивались первые лучи утреннего солнца.

На лице дежурного впервые проскользнула слабая, едва заметная улыбка — лишь немного сдвинулись уголки губ:

— Решетка на окне не должна вас смущать — здесь военная база, а не отель. Это не камера, а комната для гостей. Спокойной ночи. — Он повернулся, намереваясь уйти, но у двери задержался. — Я вынужден вас запереть снаружи, поскольку вы находитесь на секретном объекте. Если возникнут проблемы, свяжитесь со мной по телефону, — и лишний раз напомнил. — Просто поднимите трубку.

Дежурный вышел, раздался звук проворачиваемого в замке ключа, а затем удаляющиеся шаги по коридору. Никита открыл холодильник, достал по бутылке минеральной воды, горку сэндвичей, и устало опустился на кровать.

— Они меня допрашивали как вражеского шпиона, — удрученно пробурчал он набитым ртом. — Спрашивали мое звание в ФСБ и сколько танков я поставил боевикам ФАРК в прошлом году. Сказали, что ты уже раскололся и даешь показания.

— Вот козлы, — глядя на него, я не мог не рассмеяться. — Не переживай Ник, я свалил всю вину на тебя.

— Уроды тупые, — он начал отчаянно жестикулировать, зло цедя сквозь зубы. — Я им объясняю, что нас похитили в Мексике, а они все талдычат свое: «На кого работаешь, скотина? Давай нам явки, пароли!» Объясняю им, мол не Штирлиц я, а они: «Кто такой Штирлиц? Какое место он занимает в иерархии русской мафии?»

Никита был настолько серьезен в своем простодушном возмущении и так красочно живописал в лицах допрос, что я расхохотался до слез.

— И постоянно спрашивали, — он взял второй сэндвич и вопросительно взглянул на меня. — Что мы такое украли из лагеря повстанцев? Дескать, пленный фарковец утверждает, будто мы сперли что-то сверхсекретное. Ты не в курсе, что же мы там уперли, кроме томика картавого пидарчука и порнушного журнала?

— Не знаю, может, бредил с испугу, — говорить о карте сейчас, когда нас наверняка прослушивали, мне показалось неразумным. Я подошел к шкафу, открыл его. На полках лежали аккуратно сложенные армейские брюки и рубашки полевого образца цвета хаки, а внизу стояли две пары высоких, шнурованных ботинок. — Завтра будем выглядеть, как два обыкновенных колумбийских солдафона, — сказал я, поворачиваясь к Нику. — Ладно, ты успокаивайся, а я пойду приму душ, а то от нас воняет, как от бомжей.