Юрий Стукалин - Евангелие от Чаквапи

— А мы и есть бомжи, — услышал я его мрачный голос, закрывая за собой дверь в ванную комнату.

Когда я вернулся, он уже спал, свернувшись на кровати поверх одеяла, так и не раздевшись. Я выключил свет, лег на соседнюю кровать, накрывшись одеялом, и впервые за несколько дней уснул, как нормальный человек. Сколько часов я проспал, не знаю, но когда проснулся, солнце уже светило вовсю. На стуле возле кровати, глядя на меня и утирая текущие по щекам слезы, сидела Камила…

Вертолет завис метрах в десяти от земли над небольшой поляной. Летчик не рисковал опускаться ниже в такой темноте, боясь задеть лопастями винта деревья, а освещать джунгли прожектором было еще опаснее. Луч света слишком далеко видно в ночи, и патрули ФАРК могли заметить его. Пять человек один за другим быстро скользнули вниз по сброшенной веревке, и мгновенно растворились в густых зарослях. Едва последний из коммандос оказался на земле, вертолет поднялся и взял курс на юг. Через три часа вертушка должна вновь подобрать их здесь. Если они не успеют выполнить задание за отведенное время, им придется ждать следующей ночи. Теперь, после недавнего боя в затерянном глубоко в джунглях лагере повстанцев Энрике Мартинеса, командование не решалось посылать туда вертолеты в дневное время. Если не удалось разгромить данное подразделение ФАРК, следовало для начала обезглавить его, и задача, поставленная перед капитаном спецназа Лаваро была четкой — уничтожить Энрике Мартинеса. На этот раз операцию разработали досконально, учтя все мелочи. Задействовали даже службы спутникового слежения.

Плотные облака закрывали луну, а мелкий дождь моросил по листве, заглушая шаги бегущих трусцой людей. Лишь благодаря приборам ночного видения они могли передвигаться по ночному лесу. Пройти мимо охранявших лагерь ФАРК патрулей и пикетов не составило труда. Группки повстанцев по три-четыре человека, накрывшись плащ-палатками, жались от холодных капель дождя под деревья, ничего не различая в кромешной темени леса. Спецназовцы без труда проскользнули мимо и вошли в пределы лагеря. Каждый из них хорошо помнил расположение хижин и палаток по снимкам из космоса. Теперь оставалось только выяснить, в какой из них спал Мартинес. Время от времени по лагерю проходил патруль из двух человек, освещая себе путь фонариками. Иногда лучи света скользили по окрестным зарослям, но разглядеть затаившихся бойцов в причудливых тенях, отбрасываемых сучковатыми ветвями и колыхавшимися на ветру широкими листьями, было невозможно.

Едва патрульные миновали прячущихся в чаще коммандос, те неслышно выскочили наружу и молниеносно набросились на них сзади. Схватка была тихой и скоротечной. Только фонарики упали на землю и тут же потухли, вдавливаемые в мокрую землю тяжелыми ботинками. Одного из патрульных убили сразу, второго оглоушили рукоятью ножа. Коммандос быстро втащили их в кусты. Когда лежавший в беспамятстве фарковец пришел в себя, его рот был зажат чей-то ладонью, руки и ноги крепко связаны, а к горлу приставлено острие ножа.

— Хочешь жить, отвечай на вопросы и не шуми, — прошептал склонившийся над ним Лаваро. — Понял?

Патрульный кивнул, и Лаваро убрал ладонь с его рта.

— Где Энрике Мартинес?

— В большой армейской палатке. Если пойдете прямо, она будет третьей слева.

— Сколько в ней еще человек?

— Он один.

— Если обманешь, я убью тебя.

— Он действительно там один, — голос патрульного дрожал от страха. — Я говорю правду.

— Хорошо, верю тебе, — прошептал Лаваро, снова наложил ладонь на рот фарковца и с силой вдавил лезвие в его горло. Тело дернулось и обмякло.

Осмотревшись, коммандос медленно двинулись по спящему лагерю. Армейская палатка оказалась именно там, где говорил убитый патрульный, но едва они приблизились, как заметили метнувшегося к ней человека. На нем, как и на них, был прибор ночного видения, и он легко ориентировался в ночи. Коммандос застыли. Лаваро включил тепловизор. Два силуэта отобразились на экране — один лежал, а другой, вошедший, крался к нему, занеся руку. Лаваро подал команду, и первым ринулся в палатку. Высокий, широкоплечий человек, с перебитым, как у боксера носом и выбритой наголо головой, стоял возле распростертого тела Мартинеса, нанося ножом один удар за другим. Лаваро мгновенно вскинул пистолет с наверченным на ствол глушителем и выстрелил. Пуля пробила лоб нападавшему ровно между бровей, и он тяжело повалился на земляной пол. Капитан подскочил к Мартинесу. Тот был сильно изрезан, но еще жив. Он безуспешно пытался подняться с кровати, хрипя и сплевывая кровавую пену.

— Охранять по периметру, — бросил Лаваро бойцам, и те выскочили из палатки наружу, оставив командира наедине с лидером повстанцев. Бойцы полагали, что он прикончит Мартинеса, но Лаваро рывком вдавил его в дощатую кровать и зашептал.

— Я еще могу спасти тебя, только скажи, что украли русские?

В темноте Мартинес не мог видеть, кто напал на него и кто защитил. Он понимал, что и те, и другие не были его друзьями, но говоривший с ним давал ему надежду.

— Я не знаю… Они разбили старинную статуэтку собаки… индейской работы… Я выкупил ее у коллекционера для Ромео… мексиканец… давно искал ее… у него опись вещей… принадлежавших секте Рыцарей… Второго Пришествия… он собирал их все… Он что-то искал… В статуэтке было что-то важное для него… не знаю… Смерть брата… не расстроила его так… как то, что я узнал об этом… Больше не знаю… ничего… Кто ты?

— Твоя смерть, — Лаваро свернул ему шею быстрым, отточенным движением, обыскал валявшийся на земле труп бритоголового и выскочил из палатки.

— Привет, — тихо сказала Камила, увидев, что я открыл глаза. — Не хотела тебя будить. — Она склонилась надо мной, нежно провела пальцами по щеке и поцеловала.

— Почему мне такие сны не снятся? — послышался удивленный голос проснувшегося Ника. Он хмыкнул и, мечтательно растягивая слова, продолжил. — Камила склоняется надо мной, целует… Ой, как хорошо…

— Привет, Никита, — она обернулась к нему, улыбаясь. — Ты чего такой чумазый?

— А я не мылся три дня, — гордо ответил он, потирая глаза, и встал. — Ты откуда здесь?

— Из Мексики, Никита, из Мексики, — засмеялась она. — Приехала забрать вас.

— Волновалась небось? — Ник хитро прищурился. — Боялась, мы сами со всей этой кодлой не справимся?

— Да, ну что ты, Ник, — подыграла она ему. — Ни секунды в вас не сомневалась. Вы же, как говорится в русской пословице: «В огне не горит, и в проруби не тонет».

— Ну… — Ник задумчиво кивнул. — Почти так, да.

— Ник, — я выглянул из-за плеча Камилы. — Правда, ты шел бы мыться, а мы тебе потом все расскажем.