Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны

Они уже пробежали то место, где д’Арно был схвачен, как вдруг брошенное из джунглей копье пронзило одного из них, а остальных осыпал град стрел.

Матросы подняли ружья и выстрелили в кустарник, откуда летели метательные снаряды. Подоспели остальные, и залп за залпом были пущены в невидимого врага. Эти-то выстрелы и слышали Тарзан и Джен Портер.

Лейтенант Шарпантье, находившийся в тылу, бросился к месту происшествия, и выяснив все подробности засады, приказал матросам следовать за ним в спутанные заросли. Стрелы и пули посыпались густо и часто, и через миг матросы бились врукопашную с полусотней черных воинов из поселка Мбонги. Причудливые африканские ножи и приклады французов смешались в яростной схватке, но вскоре туземцы бежали в джунгли, оставив французов считать свои потери.

Четверо из двадцати матросов были убиты, с дюжину ранены, а лейтенант д’Арно пропал. Ночь быстро спускалась, и их положение ухудшалось еще тем, что они не могли вновь отыскать слоновую тропу. Оставалось одно: разбить лагерь и ждать рассвета. Лейтенант Шарпантье приказал расчистить небольшую поляну и возвести вокруг лагеря ограду из срубленных деревьев.

Работа эта была окончена поздней ночью, матросы развели большой костер в середине поляны, чтобы работать при его свете. Когда они оказались, насколько возможно, защищенными от нападения негров и хищных зверей, лейтенант Шарпантье расставил часовых, и голодные, усталые люди бросились на землю, надеясь заснуть. Стоны раненых, вой и рычанье хищных зверей, привлеченных шумом и огнем костров, отгоняли сон. С чувством тоски и голода пролежали люди всю эту долгую ночь, молясь о рассвете и лишь моментами забываясь в тяжелом кошмаре.

Чернокожие, захватившие д’Арно, не участвовали в схватке, они волокли своего пленника некоторое время сквозь джунгли, а затем вышли на тропу далеко от места боя.

Они быстро подгоняли пленника, и звуки сражения становились все слабее и слабее по мере того, как они от него удалялись. Неожиданно перед глазами д’Арно открылась большая поляна и обнесенный частоколом тростниковый поселок. За палисадом раздался крик. Толпа женщин и детей выбежала навстречу идущим.

Для французского офицера наступил момент самого ужасающего испытания, которому может подвергнуться человек: прием белого пленника в поселке африканских каннибалов. Дьявольскую злобу вдобавок разжигало горькое воспоминание о варварских жестокостях, примененных к их племени белыми офицерами Леопольда II Бельгийского, этого низкого лицемера, из-за зверств которого они покинули свободное государство Конго, превратившись в жалкий остаток некогда сильного племени.

Пустив в ход зубы и ногти, женщины и дети накинулись на д’Арно, его били палками и камнями и терзали руками. Вся одежда была сорвана с него, беспощадные удары падали на его голое дрожащее тело. Но ни разу француз не крикнул от боли. Он воссылал лишь безмолвную молитву, чтобы скорей быть избавленным от этой пытки. Но смерть, о которой он молил, не могла ему достаться легко. Вскоре воины отогнали женщин от пленника. Его нужно было сохранить для более благородной забавы, чем эта. И когда первая вспышка их ненависти утихла, они ограничились тем, что выкрикивали насмешки и оскорбления и плевали на него.

В центре поселка д’Арно был крепко привязан к большому столбу, с которого еще ни один человек не сходил живым.

Женщины сходили за горшками и водой, зажгли ряд костров, чтобы сварить часть мяса для пира, остальное предполагалось высушить впрок длинными ломтями. Ожидали, что и другие воины вернутся и приведут много пленных. Пиршество было отложено до их возвращения. Уже совсем стемнело, когда все собрались и закружились в пляске смерти вокруг обреченного.

В полуобмороке от боли и потери крови д’Арно смотрел из-под полуопущенных век на то, что казалось ему причудливым бредом или же страшным ночным кошмаром, от которого он должен проснуться. Размалеванные скотские физиономии, громадные рты и вялые, обвисшие губы, остро отточенные желтые зубы, вытаращенные дьявольские глаза, лоснящиеся гладкие тела, жестокие копья — несомненно, такие создания не могут существовать на земле, все это должно быть сном!

Дикий вертящийся круг все более сужался. Вот сверкнуло копье и оцарапало ему руку. Острая боль и ощущение горячей капающей крови убедили д’Арно в ужасающей реальности его безнадежного положения.

Копья одно за другим вонзились в него. Он закрыл глаза и крепко стиснул зубы! Он не крикнет, нет! Он — солдат Франции и покажет этим скотам, как умирает офицер и дворянин…

Тарзан не нуждался в толкователе, который объяснил бы ему смысл далеких выстрелов. С поцелуями Джен Портер, еще горящими на устах, он мчался, как вихрь, по деревьям прямо к поселку Мбонги. Сама схватка его мало интересовала, он решил, что она скоро кончится. Тем, которые были убиты, он все равно не может помочь, а тем, которые успели спастись, тоже не нужна его помощь. Он торопился спасти пленников. И он знал, что найдет их у большого столба в середине поселка Мбонги.

Много раз Тарзан видел, как черные отряды возвращались с набега на север, ведя пленников, и каждый раз те же сцены разыгрывались у зловещего столба в ослепительном блеске зажженных костров. Он знал также, что каннибалы редко, теряют много времени в приготовлениях, и потому опасался, что на этот раз опоздает и сможет лишь отомстить.

Тарзан смотрел сквозь пальцы на их прежние оргии и только по временам вмешивался ради удовольствия дразнить чернокожих, жертвами их всегда были аборигены.

А этой ночью дело обстояло иначе: белые люди — люди одного рода с Тарзаном — быть может, терпят предсмертные муки пыток в этом страшном застенке джунглей.

Тарзан мчался по верхней террасе, роскошная тропическая луна освещала его головокружительный путь по волнистым веткам верхушек деревьев. Он видел отблески пламени справа от его пути. Тарзан был так уверен в своем знании джунглей, что не отклонился от своего пути, а промчался мимо яркого света на расстоянии полумили. Это был сторожевой огонь французов.

Через несколько минут Тарзан парил над самым поселком Мбонги. Ага! Значит, он не очень опоздал! Или все-таки?.. Он не мог решить: фигура у столба была совершенно безмолвна, а между тем черные воины еще только слегка покалывали ее. Тарзан хорошо знал их обычай. Смертельный удар пока не был нанесен, и он мог с точностью до минуты предсказать, как долго продолжается танец. Еще мгновение — и нож Мбонги отсечет ухо жертвы, и это отметит начало конца, так как вскоре от пленника останется лишь судорожно корчащаяся оболочка изувеченного тела. В нем еще будет тлеть искра жизни, но спасение уже бессмысленно — смерть являлась бы единственным желанным благодеянием.