Ирина Фельдман - Клуб негодяев

Удивительно, я тогда не спрятался за отца, хотя с детства был стеснительным и не любил посторонних. Дети такие непредсказуемые…

— Кто этот юный джентльмен? — Родерик сделал шаг мне навстречу. — Познакомь нас.

— Роберт! — воскликнул отец. Вряд ли он горел желанием представить меня Родерику. Похожий по интонации возглас я спустя годы услышал от него, когда на прогулке ко мне подползла змея.

Проклятый демон! Проклятый старик с флаконами! Рядом со мной люди, с которыми мне надо столько всего обсудить, а я всего лишь наблюдаю за ними в теле неразумного ребёнка. Ужасная пытка. Врагу не пожелаешь.

Родерик протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, но отец схватил его за запястье.

Обрывки памяти без порядка сменяли друг друга, подавляя мою волю и заставляя переживать всё заново. Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, целую вечность. Может, это неправильно, но после такого истязания я даже порадовался, когда вновь увидел своё прозрачное тело. Пусть так, зато я выбрался из ловушки. Для начала было бы неплохо понять, куда я попал в этот раз.

Как на редкий экспонат в музее, на меня смотрели двое: уже знакомый старик из подвала и крепкий, но очень сутулый угрюмец в чёрном костюме. Где я, и что им от меня нужно? Помня наставления, я проглотил оба вопроса. Даже здороваться с этими гадами не буду.

— Сандерс?

— Катрин! — вырвалось у меня.

Девушка находилась рядом, по правую руку. Её вид был способен загнать в гроб любого впечатлительного обывателя. Лицо почти белое, платье какого-то грязно-серого оттенка, а с горла по груди струилось что-то черноё. Не все призрачные тени в Праге производили столь гнетущее впечатление.

Не может быть. Она же мертва, я собственными глазами видел её рану. Неужели это значит, что и я…

— Надо же! — восхитился гадкий старик. — Богом клянусь, и не подозревал, что они знают друг друга. Грех разлучать влюблённых, не желаете приобрести сразу пару? Я сделаю скидку.

Потенциальный клиент ещё сильнее сгорбился и, отвернувшись, погладил узор на лакированном бюро.

— Это всё, что вы можете мне предложить, — утвердительно пробормотал он.

— Я специально отобрал самых лучших. Вы же не себе берёте, а дочке, поэтому я взял на себя смелость предложить самых молодых и привлекательных.

— Хм.

— Поймите, сейчас не сезон, — залебезил продавец. — Да и вряд ли мадемуазель придутся по нраву призраки людей не её круга. К сожалению, плебеев всегда больше, а вида они, как правило, непотребного. Ума не приложу, чем вам не нравятся эти прекрасные создания? Вы только взгляните на это, — он указал на Катрин, — дева, принявшая мученическую смерть. При жизни принадлежала к знатному роду и великолепно играла на фортепьяно.

Несколько секунд покупатель, молча, оценивал Катрин.

— Рану бы прикрыть и кровь смыть, — резюмировал он.

И это всё, что он может сказать. Эти двое что, газет не читают?

— Увы, во внешнем облике невозможно ничего изменить, — с фальшивым огорчением откликнулся старик. — Тогда обратите внимание на юношу.

Я напрягся. Унизительно, когда тебя продают, как лошадь на ярмарке. Ох, лишь бы не нагрубить сгоряча, не хочу возвращаться в стеклянную тюрьму.

— Конечно, не принц благородных кровей, зато очень культурный и благовоспитанный. По профессии школьный учитель. Хорош собой…

— Неодет, — отрезал покупатель.

От возмущения я чуть было не начал спор. Да, я готовился ко сну. Снял жилет, спустил подтяжки — и всё. Больше я ничего не успел сделать, даже не разулся. Вид, конечно, не парадный, но это не повод для того, чтобы косо на меня смотреть.

— Согласен, — покладисто ответил старик, с трудом скрывая беспокойство.

— И я не хотел бы, чтобы возле моей дочери крутился посторонний мужчина.

— Понимаю. Так как насчёт девушки? На первой встрече вы говорили, что ваша дочь обожает готическую литературу. Да она придёт в восторг от призрака с кровавой раной. Тем более, смотрите, в ней нет ничего отталкивающего. И если призрак распустит волосы, рана не будет так бросаться глаза. Вы и не заметите, как привыкните.

Катрин всхлипнула не хуже привидения из готического романа.

— Это просто смешно, — давясь рыданиями, простонала она. — Вы знаете, кто я такая? Я — дочь графа де Сен-Клода. Меня нельзя продавать. Я не буду вещью в этом доме, ни за что!

Слёзы оставляли на её щеках длинные блестящие дорожки, но она словно не замечала этого.

Отчаяние Катрин вызвало во мне столько жалости, что я в порыве чувств был готов простить её за то, что она когда-то хотела убить меня, чтобы угодить Филдвику, и жестоко отомстить Франсуа. Как можно сердиться на бесплотную, трясущуюся от плача девушку?

Продавец же не разделял моего мнения. Его морщинистая физиономия стала похожа на злую маску.

— Катрин, успокойся, — прошептал я в ожидании надвигающейся угрозы.

— Нет, нет, — она уже переходила на крик. — Нет!

Её очертания в мгновение поблекли, и душа девушки струйкой дыма перенеслась во флакон из бордового стекла. Старик закрыл его пробкой и начал суетливо возиться с маленьким чемоданом. От волнения он никак не мог его открыть.

— Паршивый у вас товар, — клиент произнёс это таким тоном, будто был готов сию минуту выставить его за порог.

— Что вы! Что вы! — неудачливый продавец поместил флакон в чемодан и встал с колен. — Брак бывает у всех, так что не надо судить обо всём ассортименте только по одной вещи. Признаю, вероятно, вы ожидали большего, но поймите, я всё же не волшебник. Товар редкий, и поставщики не балуют меня по-настоящему ценными экземплярами. Конечно, вы можете обратиться к кому-нибудь другому, только где гарантия, что вас не обманут, подсунув вместо призрака неизвестно что? Мошенников на этой почве развелось хоть пруд пруди. Вы же не хотите потерять кучу денег и оставить дочку без подарка?

Любящий отец даже не удостоил меня взглядом. Мол, лучше без подарка обойтись.

Меня просто раздирало пополам. С одной стороны, я не желал становиться аксессуаром капризной девчонки, с другой — до ужаса боялся вновь застрять в собственных воспоминаниях. Чёрт, и я даже не в праве выбрать меньшее из двух зол.

— Так ты учитель.

От неожиданности я подумал, что ослышался. Странно, ко мне обратились лично, пускай и на «ты». Ладно, утешусь тем, что я уже не безмолвный предмет в глазах этого человека.

— Да, мсье.

— Будешь заниматься с моим сыном.

Я не ответил, лишь слабо кивнул. Разыгрывать покорного раба было невмоготу, в тот момент я ненавидел себя за беспомощность.

Довольно ухмыляясь, продавец снова потянулся к чемоданчику. К счастью, он извлёк из него не мой флакон, а исписанные листы бумаги с печатью. Погодите, я назвал флакон своим? Боже, что со мной творится!