Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Вот он из наслега пожаловал. Что-то про моего Макара толкует, а что именно — не пойму, — показывая на Назарку, плачущим голосом произнесла женщина и развязала платок. — Ты у него выспроси-ка, милый, все как есть. У меня душа изболелась.

Парень понимающе хмыкнул, кашлянул в кулак и сел на табуретку напротив Назарки. Он явно гордился возложенным на него поручением и строго поглядывал на собеседника. Хозяйка поставила перед ним распечатанную пачку легкого табаку и настоящую папиросную бумагу.

Назарка решил не упускать представившуюся возможность. Он затушил свой окурок, спрятал его в карман и свернул новую папиросу. Табаку в такой красивой обертке ему пробовать еще не доводилось.

— Ну, что молчишь? — поторопила женщина переводчика. — Расспрашивай, узнавай!

— Ты, парень, чего хотел сказать-то ей? — певуче растягивая гласные, осведомился сахаляр и кивнул в сторону хозяйки, застывшей в ожидании у печки. — Она по-якутски совсем не слышит. За мной бегала... Муж-то у нее из ссыльных. Она важная, с местными не водилась... Макар Болдырев поболе трех месяцев назад в наслег укатил. Вроде товары на продуктишки менять и запропастился гдетысь. Ты не видел его случаем? Может, он письмо какое с тобой переслал?.. Ишь, притихла баба, вот-вот нюни распустит. Они все такие... Говори теперь ты!

— Нет, не видел я юркого человека — Макара Ивановича! — раздельно ответил Назарка. — Старик Уйбаан, отец Павла, велел передать Макару Ивановичу привет и низко кланяться ему велел. А еще просил табаку прислать. В наслеге курить нечего стало. Фамилия тойона Уйбаана Цыпунов. Верно она сказала: гостевали мы с Павлом у них.

Сахаляр внимательно выслушал Назарку, вслед за ним непроизвольно двигая губами, глубокомысленно хмыкнул и слово в слово перевел. На полных щеках женщины опять высеялись красные пятнышки. По мере того как сахаляр говорил, пятна эти расползались, сливаясь вместе, и багровели. На ресницах задрожали слезинки. Она часто-часто заморгала и низко опустила голову. Назарке стало неприятно смотреть на исказившееся, подурневшее лицо хозяйки, и он стал упорно разглядывать пузатый присадистый самовар. На выпуклых блестящих боках его дробно отражалось солнце, краешком заглянувшее в окно. У Назарки возникло чувство, будто он принес в этот тихий, дремотный дом неизбывное горе, и ему захотелось поскорее уйти отсюда.

Переводчик замолчал. В кухне воцарилась гнетущая немота. Вдруг хозяйка растерянно всплеснула руками и зачастила своей сбивчивой скороговоркой, перемежая ее охами и восклицаниями. Назарка вопросительно поглядел на собеседника, который слушал женщину с застывшей полуулыбкой.

— Болдыриха толкует вот что. К Цыпунову муж ее давно еще отправился, только говорить об этом никому не велел, — вполголоса переводил сахаляр, искоса посматривая на женщину. — Товаров с собой разных брал. Это я уже говорил... Э, дальше неинтересно. Всяко-разно, бабье, жалостливое болтает... Может, дорогой ограбили его? Не слышал? Про убийство народ не капсекал у вас?

На все вопросы Назарка отрицательно покачивал головой, внутренне сознавая, что каждый его кивок стуком отдается в сердце хозяйки. Не решаясь плюнуть на пол, проглотил скопившуюся слюну. После незнакомого табаку во рту было противно. Движениями, вошедшими уже в привычку, скрутил самовертку из махры и жадно затянулся.

Нет, ничего он не знал и не слышал о Макаре Ивановиче и ничем не мог утешить хозяйку.

— Куда же мой Макарушка-то запропастился? — запричитала женщина и, расслабленная, упала на скамью. — Я за ним, как у Христа за пазухой...

В круглых, обрамленных белесыми ресницами глазах сверкнули слезы. По ложбинкам вдоль носа протянулись блестящие полоски. Назарка засопел и насупился. В горле защипало. Он захлебнулся дымом и затрясся в приступе кашля. Вообще-то Макар Иванович водил дружбу с Павлом, значит, он враг красных, и к нему не должно быть никакой жалости. Да разве останешься равнодушным при виде плачущей женщины? Назарка стиснул зубы. Лицо его приняло каменное выражение. Немного погодя хозяйка снова заговорила, сдерживая рвущиеся рыдания.

— Она спрашивает: где мужа-то ей теперь искать? Куда обратиться за содействием?.. Как по-твоему, где он может быть? Однако, кто-нибудь да слышал про человека! — допытывался сахаляр и запустил руку в пачку «Принца Альберта».

— Откуда я знаю? — сердито буркнул Назарка. — Что мне велели, то и сделал!

Он встал, нервно смял треух, подавил вздох.

— Что старику Уйбаану-то передать? — пряча глаза, спросил Назарка и начал потихоньку пятиться к выходу. — Я, поди, скоро обратно в наслег поеду... «Зачем так говорю! — одернул он себя. — Почему обманываю!» — На душе стало муторно и тоскливо.

Хозяйка не ответила. Она сидела у стола, уткнувшись в скомканный полушалок. Голова и плечи ее мелко, часто вздрагивали. Рассыпавшиеся волосы шевелились, будто живые. На пол упало несколько красивых роговых шпилек. Назарка с затаенным состраданием посмотрел на женщину. Никто-то ей сейчас, пожалуй, не нужен. Не надевая шапки, он потихоньку прикрыл за собой дверь. Сахаляр остался сидеть, выпрямленный, как истукан. Он, видимо, твердо решил дождаться обещанного ему рубля...

— Да-а... История довольно странная и загадочная! — воскликнул Чухломин, выслушав подробный Назаркин доклад. Он вскочил, резко отодвинул кресло. — Представляете: Цыпунов разыскивает своего дружка- соумышленника, а тот укатил в его же вотчину — и поминай как звали!.. Человек не хвоинка, не мог он бесследно исчезнуть. Следует начать розыски.

— Для меня лично сейчас бесспорно одно: Болдырев Цыпунову нужен позарез! — сказал Фролов. — И в то же время Цыпунов не знает, что этого субчика в городе нет. Он посылает Назарку с единственным поручением — узнать, где юркий человечек. В самом деле, тут что-то не так. Насколько мне известно, артомоновские и цыпуновские лазутчики даром хлеб не едят.

Кроваво-красный квадрат на стене уменьшился, потускнел. Вскоре он исчез совсем. Солнце скрылось за лесом, и в комнату вползли фиолетовые сумерки. На стене стало плохо видно человека с добрыми глазами и доброй улыбкой. Назарка уже привык, входя сюда, безмолвно, взглядом, приветствовать полюбившегося ему мужчину с усами и бородкой.

Чухломин отхлебнул из кружки остывший чай, передвинул вазочку поближе к Назарке.

— Сыпь, не стесняйся! — благодушно заметил он, и морщинки на лице его задвигались. — Дома не очень-то баловали сладостями... Я впервые сахар лет, пожалуй, четырнадцати отведал. Гостинцы бабка прислала. А ведь я уже вполне самостоятельным был — работал, деньги получал.

Тепляков засветил лампу, выкрутил побольше фитиль и попутно прикурил, усиленно чмокая оттопыренными губами. Фролов задумчиво скатывал в пальцах хлебный шарик.