Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Придется тебе, Никифоров, еще разик наведаться к Цыпунову, — погасив улыбку, заговорил комиссар. — Выполнишь его наказ. Надо этот узелок развязать до конца! Картина представляется мне в следующем виде: в городе против нас организовалась группа. Из кого она — гадать не приходится. Заговорщики ждали указаний от белобандитского центра, но сообщение между ними по неизвестной нам причине порвалось. Вот враг и пытается наладить связь перед решительным броском. Ты упоминал, помнится, Никифоров: сколько дней отпустил тебе Цыпунов на операцию? — спросил Чухломин.

Назарка смущенно улыбнулся и перевел вопрошающий взгляд на дядю Гошу: что это за слово «операция»? Тепляков вкратце пояснил.

— Через три дня вернуться велел!

— Жесткий срок! — улыбнулся Фролов.

— Значит, попусту время терять не будем. Сегодня же ночью уйдешь в Бордон. Сделаем как в первый раз — знакомым следом легче пробираться. А сейчас слушай внимательно и запоминай! — Чухломин усадил Назарку рядом с собой, положил свою худую горячую руку на его плечо. — Цыпунову скажешь, что был у Болдырева. Он сильно болел. Сейчас ему лучше — поправляется, но еще очень слаб. Поэтому хозяйка дальше кухни тебя ни в какую не пустила, хотя ты долго упрашивал ее. Подробно опиши, что увидел в кухне, и тогда твой рассказ прозвучит вполне правдоподобно... Теперь на минуту представь, что перед тобой белогвардейский главарь Цыпунов и ты выкладываешь ему все, что его интересует.

Назарка старательно перечислил, что намерен сказать Павлу, пространно и красочно описал обстановку кухни в болдыревском доме, не забыв упомянуть про потешных зверьков — тараканов и паутинки над ликом девы Марии. Командиры поощрительно хмыкали, улыбались. Этот чертенок Назарка кого угодно проведет.

— Добро! От себя ничего не добавляй, чтоб не запутаться... Да, насчет Голомарева толкуй так: купец будто увидел тебя и сильно заругался, что я туда-сюда таскаюсь. Это сейчас, мол, очень рискованно. Купец, мол, велел у него работать, и под этим предлогом при первой возможности возвращайся обратно... Ну, и ясно, все новенькое поточнее выведай у них!

Назарка слушал и кивал. На некоторое время в комнате установилась тишина. Командиры молча свернули самокрутки, по очереди прикурили от лампы.

— Посмотрите на него, вроде бы самый что ни на есть обыкновенный мальчишка, — встрепенувшись, заговорил Тепляков и показал на своего воспитанника. — А кто знает, может, со временем народ своим героем его, соколом, орлом величать станет!

— Пока ступай, Никифоров, отдохни. О задании даже в отряде никому ни звука! Так надо, Назар! Разведка — дело сложное! Постепенно уразумеешь, что к чему... Ну, иди! Постарайся уснуть. Ноченька тебе опять беспокойная предстоит!

...Однообразно шуршал сухой рассыпчатый снег. Нудно скрипели замерзшие торбаса. Казалось, чего бы бояться Назарке? Белые не тронут, красные — и подавно. Однако отделаться от чувства страха Назарка не мог и опасливо озирался по сторонам. Что, если в засаде удальцы из артомоновского или из только что подошедшего ярыгинского отряда? Нет, Павел их определенно предупредил... Интересно, откуда взялся в лесу след, большой и совсем свежий? Назарка кончиками пальцев ощупал его. Недавно из города человек уходил.

Круглую испятнанную луну будто приколотили гвоздями к густо-синему небу. Она почти не двигалась. Закуржавевший лес, немой и неподвижный, был щедро облит мертвенно-зеленым светом. Неисчислимые множества льдинок на ветвях деревьев напоминали просвеченных насквозь зеленоватыми лучами светлячков. Слабо искрящийся снег разграфили резко очерченные тени. Назаркин спутник, образованный перед ним луной, горбатясь и прогибаясь, медленно переваливался через редкие сугробы.

Чтобы хоть немного отвлечься от неприятного, холодящего грудь ожидания выстрела, Назарка начал усиленно перебирать в памяти события последних дней.

В Бордоне, на первый взгляд, никаких особых изменений не произошло. По-прежнему на колокольне маячил часовой. В тулупе с поднятым воротником он походил на ощипанную с боков копешку сена. Незряче взирал на мир остекленевшим глазом замороженный якут-ревкомовец.

Но уже через несколько минут Назарка убедился, что первое впечатление обмануло его. В Бордоне прибавилось народу и транспорта. В прошлый раз на подворье старика Мельчеса он насчитал девять саней, а теперь их было шестнадцать. И так возле каждой юрты. Белобандиты подтянулись, стали сдержанными и менее речистыми. В карты уже никто не играл. Все были заняты снаряжением патронов.

Прежде всего Назарка завернул к Мельчесу, но его не оказалось в юрте. Сказали, что старика отправили куда-то на лошади. Острый на слово Мельчес многое бы поведал о «гостях» Назарке. Он все видел своим не по-стариковски приметливым глазом и не очень-то благоволил к белым. Волей-неволей пришлось идти в большой дом с крашеными ставнями мимо замученного ревкомовца.

Павел встретил своего посланца радостно, похлопал ладонью по спине, обнял за плечо и повел в знакомую боковушку.

Через минуту на грязном столе появилось горячее конское мясо, усыпанное аппетитными блестками жира, хан — отваренная кровяная колбаса, наколотый мелкими кусочками хаях. Что и говорить, беляки питались не в пример красноармейцам.

В боковушке на лавке у печи, где спал в прошлый раз Назарка, лежал Станов. Рука его безжизненно отвисла. Скрюченные пальцы касались заплеванного пола.

Проголодавшийся Назарка навалился на еду. Павел ни о чем пока не расспрашивал, словно заранее был оповещен о его похождениях. Тойон достал с полки баклажку со спиртом, плеснул изрядную порцию в стакан, разбавил водой.

— Ну как, повидал Макара Ивановича? — спросил Павел, когда Назарка, насытившись, занялся чайком.

— Нет, Байбал!

— Не-ет!?.. Ну-ка выкладывай, что там разнюхал!.. Вон оно что! — выслушав Назарку, заметил Павел. Он задумался, покачивая в зубах трубку. — Теперь ясно, почему молчал... А кто-то сболтнул, будто он давно уже из города задал стрекача. Вот и верь людям! Быть того не могло!.. Поручик, не пора ли подниматься? Вечереет уже.

Поручик встал, и они куда-то ушли. Назарка тоже хотел уйти. Ему не терпелось отыскать Семена. Может, удастся уговорить его покинуть цыпуновский отряд. Но Павел строго наказал ему никуда не отлучаться.

«Дисциплина», — вспомнил Назарка одно из многих слов, которое узнал за это время. Он прилег на скамью, хранившую еще тепло павловского помощника, и мгновенно уснул. Большой, испепеляющей злости на Павла не было. Назарка осознал, что делает нужное и важное дело для своих новых друзей. Это вселило уверенность и спокойствие, притупило, отодвинуло на задний план иные чувства и желания.