Георгий Тушкан - Первый выстрел

— «Боже царя храни…» — затянула графиня, вставая.

И тотчас же все офицеры вскочили и громко подхватили гимн.

— Преждевременно, господа! Преждевременно! — сказал Слащев, поморщившись. — Был приказ временно воздержаться…

— Мы не в строю, мой генерал, а собрались частным образом, — возразила Варвара Дмитриевна. — Не будем хоть здесь скрывать свои чувства.

После гимна грянул марш. Гостей пригласили к подвалу, около которого пылали костры и были расставлены столы с батареями бутылок, бокалами и железными шампурами, на которые были нанизаны ароматно пахнущие шашлыки.

— У меня в животе колокола зорю бьют, — объявил Коля, вдыхая запах шашлыков и чебуреков.

Участникам «живых картин» выдали по длинному шампуру с нанизанным на нем шашлыком и по стакану легкого вина. Управившись с этим, Юра двинулся было вслед за другими гостями в подвал, чтобы посмотреть, как пьют вино из бочек.

— Стоп! Подвал — потом. Сначала — ракеты, — остановил его Степан. — Посмотрим, может, караул сняли.

И они побежали к дальней калитке, выходившей на пляж. Но там на земле по-прежнему темнел пулемет и виднелись фигуры трех солдат.

— Нам бы хотелось на Алчак прогуляться, компанией, — сказал Юра солдатам, опускаясь на землю у пулемета.

— Принес бы ты нам, милок, чего пожрать, — ответил один из них. — С графского стола.

— Принесешь — пропустим, — добавил другой. — Гуляйте, нам не жалко.

— Ну?.. Сейчас!

И мальчики со всех ног помчались обратно.

Добежав до столов с закуской, они схватили по полковриги хлеба и по бутылке шампанского. И в кустах закатали это в трехцветный флаг, которым был обернут Вася. А четыре шампура с шашлыком сорвали прямо с костра и, несмотря на вопли Сайдами, умчались в кусты. Отдышавшись там и присоединив шашлыки к хлебу и вину, они боковыми дорожками вышли к калитке.

— Вот это добрый графчик! — обрадовались солдаты.

— Юра, а здорово трусят эти печенеги, — сказал Степа. — Смотри, какую охрану понаставили: тачанки с пулеметами, улица перегорожена, у всех калиток пулеметчики, конники вокруг разъезжают… Ох, и боятся красно-зеленых…

— Какие тебе тут красно-зеленые, они же где-то в горах! — возразил Юра.

Степа оглянулся и прошептал на ухо Юре:

— А про тех, что в Капсихоре высадились с материка, слыхал? Матросы, солдаты… То-то…

Солдаты набросились на шашлыки, запивали их из горлышка пенящимся вином.

А Юра побежал искать Сергея, Колю и Лизу.

Коля ходил взад и вперед у ворот, выходивших на улицу.

— Где ты шляешься? — набросился он на Юру. И, кивнув головой на тачанку с пулеметом за воротами, добавил: — Надо что-нибудь придумать.

— Уже придумано, — весело ответил Юра. — Зови Сергея, Лизу. Пойдем гулять к Алчаку. Там спрячем и вернемся.

— Ты что? Не пропустят!

— А я говорю — пропустят!

Взяв в винограднике свертки с ракетами и порохом, друзья направились к дальней калитке.

— Это мы, идем гулять! — громко объявил Юра солдатам. — Не стреляйте в нас, мы не зеленые.

— Приятно прогуляться, графчик! — добродушно ответили ему.

Вблизи Алчака ребята спрятали свою добычу в знакомой пещерке возле каменной осыпи.

— Давайте в горелки! — крикнул, вернувшись, Юра и так закрутил Лизу, что та едва не упала.

— Сумасшедший! — вскрикнула она. — Какие горелки в такой темноте! Пойдемте лучше танцевать.

Мальчики охотно согласились. Они на радостях готовы были не только танцевать, но даже кувыркаться через голову.

Когда возвращались, Юра еще издалека крикнул:

— Свои!

— Слышим! — отозвались солдаты.

4

Возле подвала по-прежнему ярко пылали костры. Хлопали пробки, звенели бокалы. Поблескивали золотые погоны офицеров. Громкие, возбужденные голоса заглушали доносившиеся со стороны дачи звуки вальса.

Офицеры прыгали через огонь, и дамы прыгали, и мальчики прыгали, даже лучше всех.

В сторонке, возле бочки с вином, собралась группа офицеров. Качаясь, как маятники, они громко поют:

Кто-то сел верхом на бочку, дирижирует и запевает новый куплет:

В ближнем костре затрещала охапка брошенного в него чубука, пламя взметнулось кверху, а Юра так быстро шарахнулся назад, что ударился спиной о дерево и остался в тени. Неужели это Гога? Да, это он. Вот встреча! Нет, Юра к нему не подойдет. Ни за что!

Юра тихонько отошел. «Надо собрать ребят и по домам! — решил он. — Хватит. Никаких разговоров нет, только дурацкие песни да пьянство».

Он услышал за собой быстрые шаги и не успел оглянуться, как сильно запахло духами, чьи-то руки прикрыли его глаза, чьи-то губы расцеловали.

— Креольчик! — весело закричала Тата. — Я так рада тебе. Когда я вижу тебя, я вспоминаю молодость.

— Вы и теперь молодая! — сказал Юра, глядя на нее, как говорится, в оба глаза.

— Юрочка, мы теперь живем в Алуште. Гога стал героем! И Джон в армии. Ах! Я так много за это время пережила. Работа такая тяжелая. — В веселом, только что улыбавшемся лице Таты появилась какая-то жестокость и настороженность.

— Работа? — переспросил Юра, всматриваясь в Тату.

— Конечно, работа! — отвечала она, обнимая его. — Я сейчас мобилизую девушек идти агитировать красноармейцев перестать воевать. Да-да! Пробраться через фронт и убедить красноармейцев разойтись по домам… А ты почему не воюешь?

— Я? Я еще молодой…

— Чепуха! Для того, кто хочет взять оружие в руки, возраст не имеет значения. Иди добровольцем! Я помогу. Впрочем, сколько тебе лет?

— Четырнадцать…

— Ах, я все забываю, очень ты вытянулся… Как вы живете здесь? Отец здоров? Я о вас от графини слышала, хотела навестить. А как все ваши? Ты дядю Яшу давно не видел? Остроумный студент был. У меня к нему очень важное письмо есть. Только он теперь, кажется, поручик Баранов? Глупое недоразумение с ним приключилось…

У Юры кружилась голова от выпитого вина и от всех треволнений сегодняшнего дня. Но он ответил:

— Дядю Яшу давно не видел, с Эрастовки. А поручика Баранова один раз видел — он комнату у нас хотел снять, но больше не приходил…

Тата пытливо посмотрела на Юру, усмехнулась.

— Хорошо, мой креольчик, мы еще увидимся, я заеду к вам. Дай я поцелую тебя…

Юра бродит по саду, заходит на веранду, ищет своих друзей.

Вот знакомый Юре по прошлому году низенький толстячок в пенсне, контрразведчик. Обратив лицо к веранде, на которой за столиком сидит Слащев, он громко поет в небольшой группе офицеров: