Виктор Потиевский - Мертвое ущелье

Игнат повернулся и пошел прочь. Снова подошел к одинокой собаке, бросил ей второй кусок мяса и двинулся обратно к своему логову. Врагов больше не было на побережье.

Море слегка волновалось, выбрасывая на камни бурлящие волны и белую легкую пену. Тайга привычно гудела под ветром. Игнат шел, Хромой не отставал от него. Юноша думал. Он не знал — как быть? Куда идти? Как поступить с серым братом, ведь он никуда не может уйти из тайги? Теперь Игнат знал все и не мог дальше жить одиноко в лесу. Он был человеком. Он хотел быть с людьми. Он хотел прогнать врагов со своей земли. В его памяти теперь снова и снова звучали слова той плачущей старой женщины: «Ты должен жить... Чтобы прогнать их с нашей святой земли...» Он думал. И не знал, с чего начать... Как он найдет людей, и поймут ли они его? Но ему теперь было ясно одно: его дикая жизнь в тайге кончилась.

Он сидел на камне и смотрел на Хромого. Волк тоже глядел ему прямо в глаза. Казалось, он понимал, что вожак скоро покинет его.

Что же будет с ним, с серым другом, вместе с которым Игнат зимовал, мерз, голодал, охотился, рисковал жизнью, бок о бок с ним принимал бой, встречая с ним чужую стаю? Волк был его верным товарищем, надежным, неутомимым и все понимающим помощником. Что же будет с ним, когда юноша оставит его одного? А ничего. Он прекрасно проживет и без человека. Он волк. Сильный и умный.

А собаку, оставшуюся без хозяина, надо взять с собой. Она не сможет жить без людей и погибнет в лесу.

Игнат всматривался в глаза серому брату, долго глядел на него и понял... Понял, что ему легче будет уйти из тайги именно потому, что здесь остается Хромой. Не только часть его жизни, но и часть души остается здесь с его волком. И где бы он, Игнат, ни был, Хромой всегда будет ждать его. Он заведет свою семью, стаю, будет водить ее по тайге, выращивать волчат. Он — это сама тайга, он ее часть, ее жизнь.

Игнат полз по снегу, зажав в левой руке автомат. Извиваясь, он бесшумно продвигался между деревьями, то и дело замирая и чутко прислушиваясь к ночным звукам вражеского тыла. Совсем рядом были немцы. Игнат отчетливо слышал ходьбу нескольких часовых по периметру расположения танкового батальона. Они прохаживались взад-вперед, изредка окликая друг друга или покашливая. По крайней мере, двое из них были простужены и кашляли часто, приглушенно, болезненно. Русская зима не радовала их.

Время от времени немцы заводили двигатель одного, другого танка, он глухо урчал, выпуская вонючий выхлоп, едко пахнущий гарью. Игнат невольно морщил нос, для его обостренного обоняния этот дух был трудно переносим.

Танки базировались прямо в лесу, но вблизи дороги. Удобно устроившись в сугробе, Игнат рассматривал расположение противника, стараясь увидеть и сосчитать танки. Но даже с его глазами, хорошо видящими во тьме, нельзя было сделать этого. Только две машины находились в поле зрения. Остальные, замаскированные в укрытиях, были заслонены снеговыми насыпями, и разглядеть их можно было, только пройдя через линию часовых.

Воевал он уже четвертый месяц после того, как пришел в Архангельск и обратился к первому военному. Пока его провели в военкомат, все прохожие останавливались и удивленно разглядывали человека в звериных шкурах и с луком и стрелами за плечами, идущего по дощатым тротуарам военного северного города. И у прохожих, уже немало испытавших и повидавших за войну, на лицах было изумление.

Его тогда сразу направили в разведку. Пожилой военный с совершенно белой головой, услышав, что он два года жил в лесу, никак не мог поверить в это. Два дня Игната продержали в комендатуре, выясняя все, связанное с разведгруппой немцев, что была на побережье. Но когда патрульный корабль высадил матросов на берег, когда землянка и тела убитых были обнаружены, Игнату поверили. Через час после получения радиограммы с побережья ему уже объявили номер части, куда его направляют служить в войсковую разведку.

Воевать он начал далеко от своей Архангельской тайги, однако в тех же краях, где был сожжен его родной дом. Война шла, можно сказать, везде. От теплого Черного до студеного Баренцева моря. Но военная судьба забросила его на северо-запад России, в состав Ленинградского фронта. Кольцо Ленинградской блокады уже было прорвано в нескольких местах, но город еще был зажат этим кольцом, и оно продолжало нести ленинградцам голод и смерть. В десятках и сотнях километрах от окруженного города шли бои, тяжелые и ожесточенные, шли на заснеженных полях и промороженных болотах, заметенных и заваленных сугробами лесных массивах.

На задание он ходил только ночью, днем отсыпался и почти не выходил на свет. Командиры знали о его судьбе и вместе с ним старались сохранить его обостренное ночное зрение, слух, чутье. Это было очень полезно для разведки.

Когда он уходил в тыл немцев, то надевал не сапоги, как все, потому что в сапогах или валенках невозможно было двигаться бесшумно, а это было ему необходимо. Он снова сделал себе свою меховую таежную обувку из трофейной немецкой меховой куртки. И теперь в них он ходил совсем бесшумно.

Часовые прохлаждалась, а Игнат выжидал. Ночь была темной — ни звезд, ни луны. Легкий колючий ветер высвистывал из сугробов поземку, жестоко хлестал Игната по лицу жгучей снежной плетью, но юноша привычно не замечая этого и, по-звериному подобравшись, напружинившись, выжидал. Надо было уловить ту секунду, когда один часовой повернет за угол, а другой будет менять направление движения и на миг повернется к Игнату боком. За этот миг юноша должен успеть проскользнуть за ближний танк, причем без малейшего шороха, как это умеют только волки. Преодолеть надо было не более восьми метров.

Игнату повезло. Немец медленно повернулся, и в этот же момент порыв ветра зашуршал поземкой, совсем скрыв от часового тот слабый шорох, который оставили в морозном воздухе шаги разведчика.

За первыми двумя, почти рядом с ними, танки стояли еще в четыре ряда. Он насчитал двадцать восемь машин и вдруг обратил внимание на штабель в рост человека, накрытый брезентом. Что это? Подполз ближе, приподнял брезент, и горячая волна возбуждения обдала его лицо. Значит, можно все-таки разворошить это гнездо!

Его все время жгла мысль: он находится между этих машин, в самой середине немецкого расположения, и уйдет просто так, ничего не сделав врагу... А теперь можно сделать? Можно! В ящиках — снаряды для танковых пушек, целый штабель ящиков. А может быть, они пустые? Может, снаряды успели погрузить в танки, а ящики составили в штабель?.. Надо успокоиться. И он замер, затаился, как перед охотой на оленя. Прислушался — все было тихо. Попробовал приподнять крайний верхний ящик, тот не поддавался, значит, порядок, там — снаряды.